|
|
|
ВЛЮБЛЕННЫЙ БЕС
Пьеса в 2-х действиях по мотивам сочинений А.С.Пушкина
* * *
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ПОЭТ
НЯНЯ
ВАРФОЛОМЕЙ, бес
ПАВЕЛ
ВЕРА
ВДОВА
ГРАФИНЯ, ведьма
ЧЕРТИ, ЧЕРТОВКИ
В основе сюжета пьесы наброски А.С.Пушкина к повести «Влюбленный
бес» и его устный рассказ «Уединенный домик на Васильевском».
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
ПОЭТ за письменным столом, старая НЯНЯ в углу за
вязаньем.
ПОЭТ (перечитывает написанное). ...Так слушай.
Недели три тому пришел я поздно
Домой. Сказали мне, что заходил
За мною кто-то. Отчего — не знаю,
Всю ночь я думал: кто бы это был?
И что ему во мне? Назавтра тот же...
Человек, одетый в черном,
Учтиво поклонившись, заказал
Мне Реквием... (Пишет.)
И стал писать — и с той поры за мною
Не приходил мой черный человек;
А я и рад; мне было б жаль расстаться
С моей работой... Но между тем...
Мне совестно признаться в этом...
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.
НЯНЯ (пугливо озираясь). Свят-свят-свят! Какие
ты, Саша, страсти сочиняешь! И как тебе самому-то не боязно?
ПОЭТ. Оставь, Родионовна, это же выдумки.
НЯНЯ. Может и выдумки, а только пишешь ты как взаправду,
инда мороз по коже... Черный человек... брр! Смотри, накликаешь
нечистого.
ПОЭТ (смеясь). Мне ли нечисти бояться — я сам
кого хочешь напугаю. Мне сам черт не брат!
НЯНЯ. То-то и оно. А знаешь ли, когда ты в Святые Горы
на ярманку ходил, в красной рубахе с опояской, в черной шляпе, волос
смоляной, ногти что когти, — так мужики и купцы тебя за глаза чертом
звали.
ПОЭТ. Да ну? Это забавно.
НЯНЯ. Как будто нарочно беса приманиваешь. Послушай
меня: постригись, ногти обрежь, не поминай диавола да будь как прочие
честные господа. И брось ты этот Сам-Петербурх окаянный, поедем,
милый мой, в деревню. Что за радость здесь жить?
ПОЭТ. Опять ты за свое! Мне нынче недосуг. Сама знаешь,
у меня здесь дела.
НЯНЯ. Одни долги от этих твоих дел: что ни вечер, то
бал, то карты.
ПОЭТ. Хватит, Родионовна, ступай. Ты мне мешаешь своими
разговорами.
НЯНЯ. Охо-хо!.. Вот помянешь мое слово... (Уходит.)
ПОЭТ. (вслед). Поедем, поедем мы в деревню, обещаю.
(Один.) Вот только закончу мою повесть... Отдам издателю...
Получу деньги... Расплачусь с долгами...
О, бедность, бедность!
Как унижает сердце нам она!
Денег — или удавиться! Готов хоть к черту на службу
наняться, лишь бы вырваться из нищеты. Никого и ничего не страшусь,
только бесчестья и... кредиторов.
Стук в дверь.
НЯНЯ Опять, небось, по мою душу. (Кричит.) Узнайте сперва,
кто пришел. Если долги требовать, меня дома нету.
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ, учтиво раскланивается.
ВАРФОЛОМЕЙ. Простите, я без доклада, запросто.
ПОЭТ. Кто вас пустил, сударь? Я не принимаю! Если я
вам должен, то извольте обождать, расплачусь, как только смогу.
ВАРФОЛОМЕЙ. Нет-нет, я не кредитор, напротив: хочу вам
предложить выгодное дело.
ПОЭТ. С незнакомцами дел не имею.
ВАРФОЛОМЕЙ. Полноте! Вы меня частенько приглашали, и
даже в стихах. (Выхватывает лист из бумаг на столе, протягивает
Поэту.)
ПОЭТ (читает). Мне скучно, бес…
ВАРФОЛОМЕЙ.
Что делать, друг мой?
Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Когда над книгами дремал...
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался...
Ты с жизни взял возможну дань,
А был ли счастлив?
ПОЭТ. Перестань!...
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот мы уже и на «ты», прелестно. А мог ли
я не отозваться на такие страстные мольбы: «Хоть к черту на службу!»
— чьи слова?
ПОЭТ. Ну, ляпнул сдуру!
ВАРФОЛОМЕЙ. А как дошло до дела…
ПОЭТ. Что за чертовщину ты тут развел?!
ВАРФОЛОМЕЙ. Я? (Выхватывает листы, показывает.)
Не я, а ты. Вот этих чертей — кто рисовал? Вон их сколько! И все
из твоей чернильницы повылезли.
Подбрасывает листы. Появляются ЧЕРТИ, кружатся вокруг Поэта,
скачут, кривляются.
ПОЭТ. Что тебе нужно, черная твоя душа! Говори и оставь
меня в покое.
ВАРФОЛОМЕЙ.
Сегодня бал у Сатаны —
На именины мы званы.
(Взмахом руки отсылает Чертей — они исчезают.)
Моему дядюшке нынче исполнилось... уж не знаю сколько веков. Неудобно
являться без подарка. И вот, зная, как ты к нам душевно расположен,
я надумал заказать поздравительные стихи. Лучше тебя никто не справится
— ты пишешь столь глубоко, искренне и возвышенно...
ПОЭТ. Похвалу дьяволу?...
ВАРФОЛОМЕЙ. Можно и так сказать.
ПОЭТ. Сатане поклониться?
ВАРОФОЛОМЕЙ. Не ты первый, и не последний, поверь. Есть
среди наших и твои собраться по перу — премного довольны, живут
припеваючи...
ПОЭТ. Ну, знаешь ли, много на мне грехов... Но Сатане
я служить не стану, от Бога моего не отрекусь.
ВАРФОЛОМЕЙ. Зачем так сразу отказываться от своего счастья?
Ты даже не спросил о цене. Деловые люди так не поступают.
ПОЭТ. Не продается вдохновенье.
ВАРФОЛОМЕЙ. Но можно рукопись продать... А тебе, я слышал,
приходилось иной раз расплачиваться стихами за долги, даже проигрывать
свои сочинения в карты. Не в осуждение говорю, а любя твой талант,
понимая стесненные обстоятельства. Оттого и предлагаю... (Незаметно
роняет золотую монету.)
ПОЭТ. Только ради любопытства... Какова ж цена?
ВАРФОЛОМЕЙ. Ну, например... Смотри-ка, ты червонец обронил.
ПОЭТ. Я? Благодарю. (Наклоняется.)
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот ты мне и поклонился. Видишь, как это
просто.
ПОЭТ. Негодяй! Твои деньги жгут руки. (Бросает монету.)
Монета сгорает и превращается в уголь.
ВАРФОЛОМЕЙ. Каюсь, деньги у нас фальшивые. Но ведь они
и у вас ценность ненадежная: сегодня есть, а завтра — фюить! — и
сгорели, превратились в прах. Есть кое-что дороже золота: слава
и власть. К чему скрывать, ты горделив и тщеславен — я могу дать
тебе славу и почести, о каких только смеет мечтать человек.
ПОЭТ. Чужой, незаслуженной славы мне не надо. У меня
есть уже доброе имя — этого довольно.
И славен буду я, доколь в подлунном мире.
Жив будет хоть один пиит.
ВАРФОЛОМЕЙ. А не боишься, что и через сто, двести лет
станут про тебя злословить, вспоминая твои прегрешения, анекдоты
про тебя расскаывать?
ПОЭТ. Что ж... Мое правило:
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспаривай глупца.
ВАРФОЛОМЕЙ. Дело твое… Но знаю я, что ты влюбчив — ну
чистый порох! Только скажи, и я подарю тебе любовь прекраснейшей
из дочерей Евы?
ПОЭТ. Ты опоздал, мой искуситель. Ветренные забавы в
прошлом. Я нашел ту, которую искал всю жизнь. Да, я люблю прекраснейшую
из женщин и любим ею!
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
ВАРФОЛОМЕЙ. Любовь бывает зла!
ПОЭТ. Ну и пусть. За нее одну и умереть не жаль...
ВАРФОЛОМЕЙ. Безумец. Впрочем, поэт и безумец — это почти
одно и то же. Вижу, ты не хочешь принять дружеской помощи. А между
тем, ты беден, в долгах как в шелках.
ПОЭТ. Богатый поэт — не поэт. Хоть и невелик мой доход,
зато постоянный — с тридцати шести букв русской азбуки.
ВАРФОЛОМЕЙ. Как говорится, не везет в картах — повезет
в любви, а у тебя наоборот: ты несчастлив в игре. Хочешь, я скажу
тебе заветное слово, произнеся его, ты всегда будешь выигрывать?
Деньги к тебе рекой потекут.
ПОЭТ. Всегда выигрывать?
ВАРФОЛОМЕЙ. Ну да!
ПОЭТ. Звучит соблазнительно — и глупо.
ВАРФОЛОМЕЙ. Помилуй, отчего?
ПОЭТ. Что за охота играть, коли никогда не проигрывать?
Разве можно испытать хоть малейшее волнение, если заранее знать
результат?
ВАРФОЛОМЕЙ. Так чего тебе надо?
ПОЭТ. А ничего. Не будет между нами договора.
ВАРФОЛОМЕЙ. Еще не поздно одуматься. Это твое последнее
слово?
ПОЭТ. Нет, вот еще: поди вон и больше не возвращайся.
ВАРФОЛОМЕЙ. Ты еще пожалеешь об этом, да поздно будет!
(Исчезает.)
Входит НЯНЯ.
НЯНЯ. Фу! Эко дыму ты напустил. Ой, да на тебе лица
нет. Ты не угорел ли часом?
ПОЭТ. Ты видела его?
НЯНЯ. Кого, голубчик?
ПОЭТ. Да господина этого, в черном?
НЯНЯ. Никого здесь не было.
ПОЭТ. Но ведь в дверь стучали? Кто открывал?
НЯНЯ. Верно, стучали. Мы отворили — нет никого. Вот,
сударь мой, до чего они доводят, черные-то человеки. Пойди-ка приляг,
отдохни, я тебе песенку спою, как маленькому пела, помнишь?
ПОЭТ.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
Уходят.
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ. Садится за стол, разбирает рукописи.
ВАРФОЛОМЕЙ. Сколько возни с этими гениями! Тем увлекательнее
расставлять им сети. Ну-с, где они, самые дорогие для автора существа?
Так, эти не годится, этих — в сторону. Мне абы каких не надо, мне
подай чистых сердцем и душой... А, вот что-то новенькое, видно,
наброски к будущей повести. (Читает.) «Кому случалось гулять
кругом Васильевского острова...»
ПОЭТ (голос). Кому случалось гулять кругом Васильевского
острова, тот знает, что удаленные от города его берега довольно
пустынны.
ВАРФОЛОМЕЙ. Ага!
ПОЭТ (голос). В таком именно околотке стоял опрятный
деревянный домик, в котором жила вдова одного чиновника. Все семейство
ее составляла единственная дочь Вера...
ВАРФОЛОМЕЙ. Ого!
ПОЭТ (голос). Да посещал дальний родственник
Павел, служивший в Петербурге.
ВАРФОЛОМЕЙ. Эге!
ПОЭТ (голос). Он звал Веру сестрицею, любил ее,
как всякий молодой человек любит пригожую, любезную девушку, угождал
ее матери, у которой и был, как говорится на примете.
ВАРФОЛОМЕЙ (поднимаясь). Что ж, начало сей повести
мне нравится. А продолжать ее мы будем вместе, дорогой Александр
Сергеевич! Клянусь, вы будете немало удивлены своим соавтором! (Исчезает.)
|
 |
|
|
Картина вторая
Домик на Васильевском. ВЕРА с книгой, ВДОВА раскладывает
карты.
ВДОВА. Твой папенька, оставляя службу, купил этот дом
вместе с прилегающей землею и намерен был завесть небольшое хозяйство,
но... кончина помешала исполнению дальних его замыслов. А ты, Верочка,
была еще совсем дитя, мне было не до хозяйства... Словом, я продала
все, кроме дома. Зато живем мы с тобой в достатке, и на приданое
тебе кое-что отложено.
ВЕРА. Я вас люблю, маменька, настоящим довольна, а насчет
будущего... Загад не бывает богат.
ВДОВА. Вольно тебе не заботиться о будущности. А мне
в моих преклонных летах, да с моими болезнями... Ты молода, красота
твоя в расцвете, а вот, принуждена сидеть со мной, в глуши, завторницей...
ВЕРА. Не тревожьтесь обо мне, маменька, все как-нибудь
устроится. Лишь бы вам Бог дал здоровья.
ВДОВА. Смотри-ка, Вера, как странно карты легли: справа
от тебя бубновый король, слева пиковый. Бубновый-то, конечно, Павел.
А кто же пиковый? Ума не приложу.
Появляется ПАВЕЛ, кланяется, целует ручки.
ПАВЕЛ. Здравствуйте, ma tente, здравствуй, cousine.
ВДОВА. Вот и не верь после этого картам — бубновый король
собственной персоной.
ПАВЕЛ. Как здоровье ваше?
ВДОВА. Ах, Павлуша, откуда ему взяться у старухи? Давеча
опять посылали за доктором. Ну да эти разговоры не для молодых ушей.
Поговори лучше с Верой, она, чай, заждалась.
ПАВЕЛ. Что нового, сестрица?
ВЕРА. То же, что и прежде: по воскресеньям в церковь,
по будням за работою; после обеда матушка вяжет, а я читаю ей Минею
и другие священные книги; вечером гадание на картах — препровождение
времени обыкновенное у женщин. Расскажи лучше про себя.
ПАВЕЛ. Да все дела, дела. Утром на службу, вечером визиты,
голова кругом. Веришь ли, только здесь... только с тобой... я нахожу
отдых измученной душе.
ПАВЕЛ берет ВЕРУ за руку.
ПОЭТ (голос). Вера давно уже достигла того возраста,
когда девушки начинают думать, как говорится в просторечии, о том,
как бы пристроиться.
В отдалении появляется ВАРФОЛОМЕЙ.
ВАРФОЛОМЕЙ. Но о союзе с ним напрасно было думать: он
не мог часто навещать семью на Васильевском острове. Этому мешали
не дела и не служба: он тем и другим занимался довольно небрежно;
жизнь его состояла из досугов почти непрерывных. (Привлекает
внимание Павла: показывает карты, делает пассы, наполняет бокал
и чокается с бутылкой, демонстрирует театральную афишу.) Картежная
игра, увеселения, ночные прогулки — все это делало юношу счастливым,
ибо он не видал, как утекает время... Красиво сказал!
Бьют часы.
ПАВЕЛ (вскакивая). О, мне уже пора!
ВЕРА (удерживая его). Ну еще немножко, ты так
редко у нас бываешь! А привез ли мне новых стихов, помнишь, я тебя
просила? Что пишет господин Пушкин?
ПАВЕЛ. А он... Он нынче стихов совсем не пишет, сочиняет
повесть. Говорят, на вечере у Карамзиных рассказывал презабавнейший
сюжет, эдакую чертовщину. Вообрази, все дамы просто трепетали!
ВАРФОЛОМЕЙ. Ишь ты, мне даже завидно!
ВЕРА. К твоему следующему приезду, я думаю, повесть
уж будет напечатана в «Северных цветах». Привези, не забудь на этот
раз.
ПАВЕЛ. Привезу, сестрица.
ВАРФОЛОМЕЙ. Разумеется, иногда совесть просыпалась в
его душе, и он усерднее посещал Веру. Но мог ли он без угрызений
сравнить себя с этой невинною девушкой? (Снова привлекает внимание
Павла, искушая его.)
ПАВЕЛ (вскакивая). Теперь мне действительно пора,
уже смеркается. (Раскланиваясь.) Как только выдастся свободная
минутка, я тотчас буду у вас! (Убегает.)
ВДОВА. Уж ты не забывай нас, Павлуша!
ВЕРА. Приезжай скорее, голубчик!
ВАРФОЛОМЕЙ (пристально глядя на Веру). Мог ли
он сравнить себя с этой невинною девушкой? (Вздыхает, уходит
вслед за Павлом.)
|
|
|
|
Картина третья
Темно. Появляется ПАВЕЛ. Слышится топот копыт, шум
приближающегося экипажа.
Появляется экипаж, освещена только фигура ВАРФОЛОМЕЯ.
ВАРФОЛОМЕЙ. Тпру!.. Если вам в город, сударь, садитесь,
я вас довезу.
ПАВЕЛ. Премного благодарен. В этой части острова да
в такую пору извозчика не сыщешь.
ВАРФОЛОМЕЙ. Рад вам услужить. (Щелкает бичом).
Но-о! Поберегись!
Едут.
ПАВЕЛ. Превосходный у вас экипаж. А кони как резвы!
Что-то я их не разгляжу.
ВАРФОЛОМЕЙ. Так ведь темно, а лошадки у меня — звери,
цвета ночи, вороные, где ж тут разглядеть.
ПАВЕЛ. А-а!
ВАРФОЛОМЕЙ. А ведь я вас видел.
ПАВЕЛ. В коллегии?
ВАРФОЛОМЕЙ. Ну нет! Встречались мы то на бале, то за
картами, то на театре. Давно вас отметил и мечтал познакомиться.
ПАВЕЛ. И я рад знакомству. По-просту — Павел.
ВАРФОЛОМЕЙ. А я для вас просто Варфоломей. Отчего бы
нам не спрыснуть знакомство? (Достает бутылку шампанского, открывает,
наливает в стаканы.)
ПАВЕЛ. Я не прочь.
ВАРФОЛОМЕЙ. Брудершафт?
ПАВЕЛ. Брудершафт!
Пьют. ВАРФОЛОМЕЙ наполняет стаканы.
ВАРФОЛОМЕЙ. А помнишь, как ты на бале у баронессы...
(Наклоняется к уху Павла.) Ха-ха-ха!
ПАВЕЛ. Ха-ха-ха!.. (В сторону.) Только это был
не я.
ВАРФОЛОМЕЙ. А помнишь, как за картами у князя... (Наклоняется
к уху Павла.) Охо-хо-хо!
ПАВЕЛ. Ха-ха-ха!.. Только это было не со мною.
ВАРФОЛОМЕЙ. Ну а в ресторации, с девицами... (Шепчет.)
Гы-гы-гы!
ПАВЕЛ. Га-га-га! Точно, было дело!
ВАРФОЛОМЕЙ. Молодец. Вот такой товарищ мне и нужен!
Послушай, я сегодня зван на бал, поедем со мной.
ПАВЕЛ. Э-э, я ведь не приглашен, и одет не для бала.
ВАРФОЛОМЕЙ. Об этом не беспокойся. Скажи только да или...
да!
ПАВЕЛ. Да!
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот это — да!
ПАВЕЛ. А кто правит?
ВАРФОЛОМЕЙ. Ты правишь.
ПАВЕЛ. Я? (Замечает в своих руках вожжи и бич.)
Я! И-эх! (Щелкает бичом.) Но-о! Па-берегись!
Уносятся.
Нарастает бальная музыка. Затем удаляется. Экипаж возвращается.
ПАВЕЛ во фраке.
ПАВЕЛ. Нет, ты скажи, откуда все тебя знают, а? Почему
наш-то, его превосходительство — первый тебе поклонился?
ВАРФОЛОМЕЙ. Правда? А я думал — тебе, ха-ха-ха!
ПАВЕЛ. Ха-ха-ха! Нет, ты скажи, почему даже его сиятельство...
ВАРФОЛОМЕЙ. Ладно, так и быть, скажу: кое-какие знакомства,
связи, понимаешь?
ПАВЕЛ. А-а!
ВАРФОЛОМЕЙ. Послушай, друг, а не испытать ли нам судьбу
в картах? Я знаю, в одном приличном обществе сегодня играют.
ПАВЕЛ. Я бы сыграл, но... Нынче я не при деньгах.
ВАРФОЛОМЕЙ. Об этом не беспокойся. Скажи только: да
или...
ПАВЕЛ. Да!
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот это по-нашему! Правь налево, приятель!
Уносятся.
ГОЛОСА (за сценой).
— Что козырь?
— Черви.
— Мне ходить.
— Я бью.
— Нельзя ли погодить?
— Я дамой.
— Крой!
— Я бью тузом.
ВАРФОЛОМЕЙ (голос). Позвольте, козырь.
ПАВЕЛ (голос). Ну, пойдем.
Экипаж возвращается. ПАВЕЛ рассовывает ассигнации
по карманам.
ВАРФОЛОМЕЙ. Поздравляю, брат! Солидный куш отхватил.
С тебя причитается.
ПАВЕЛ. О чем разговор!
ВАРФОЛОМЕЙ. Тогда правь налево, да поживей!
ПАВЕЛ. И-эх, залетныя!
Приближаются красные фонари. Гремит разухабистая
музыка, слышен визг девиц.
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ, зевает.
ВАРФОЛОМЕЙ. Этот новый друг, которого Павел знал под
именем Варфоломея, наставлял его на такие проказы, какие и в голову
не пришли бы простодушному Павлу; зато он умел всегда выпутать его
из опасных последствий; главное же достоинство друга состояло в
том, что он снабжал юношу тем припасом, которого недостаток особенно
тягостен молодым людям — именно деньгами... Красиво сказал!
|
|
|
|
Картина четвертая
Комната Павла. ВАРФОЛОМЕЙ расхаживает по комнате,
ПАВЕЛ спит.
ВАРФОЛОМЕЙ. Короче, наш юноша наконец совершенно покорился
влиянию избранного им друга.
ПАВЕЛ (просыпаясь). Который час?
ВАРФОЛОМЕЙ. Спросил бы лучше, какой день недели.
Звонят колокола.
ПАВЕЛ торопливо одевается.
ПАВЕЛ. Восресенье! Уже звонят к обедне. Ты разве не
идешь в церковь?
ВАРФОЛОМЕЙ. Я не вашего исповедания. К тому же это звонят
об окончании службы.
ПАВЕЛ. Да? Э-эх!.. (Сидит, обхватив голову.)
ВАРФОЛОМЕЙ (в отдалении). Он невольно вспомнил
о Васильевском острове. «Милая Вера! она меня любит, жалеет, что
не видит меня...» — и т.д. и т.п. (Громко, к Павлу.) А я
пришел за тобой.
ПАВЕЛ (одеваясь). Мне сегодня некогда.
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот новости — ему некогда! Только не уверяй,
что у тебя могут быть дела. Вздор! Взгляни, сколько тебе прислали
приглашений: зовут на бал, на прием, на раут, на...
ПАВЕЛ. Говорю тебе, некогда. Я должен быть у одной родственницы.
ВАРФОЛОМЕЙ. Да-да, ты говорил, что твоя Васильевская
затворница довольно мила.
ПАВЕЛ. Я говорил?
ВАРФОЛОМЕЙ. Конечно. Между друзьями какие могут быть
секреты. Скажи, сколько ей лет?
ПАВЕЛ. Почем я знаю? Я не крестил ее!
ВАРФОЛОМЕЙ. Прекрасно! Возьми меня с собой. Погода нынче
чудная, как раз для прогулки за городом.
ПАВЕЛ. Ей-ей не могу. Они не любят незнакомцев.
ВАРФОЛОМЕЙ. Послушай, друг мой, я тебя не узнаю. Вчера
ты резвился и шалил, а теперь надулся, как индейский петух. Что
это значит? Я из дружбы возил тебя в самые закрытые общества, жертвовал
для тебя всем, и временем и средствами. Могу, кажется, и от тебя
ожидать того же.
ПАВЕЛ. Да, но... Тебе там будет скучно!
ВАРФОЛОМЕЙ. Пустое. Коли хочу, стало, не скучно. Едем,
или ты не друг.
ПАВЕЛ. Давай начистоту: в делах сердечных для тебя,
я знаю, нет ничего святого. Вера хороша, непорочна, как ангел, но
сердце ее просто. Даешь ли мне слово не расставлять ей сетей?
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот нашел присяжного волокиту! Успокойся,
наивные дурочки не в моем вкусе. Едем, или — давай мне левую!
Бьют по рукам, уходят.
|
|
|
|
Картина пятая
В доме на Васильвском. ВДОВА в кресле, укрыта пледом,
на столе пузырьки с лекарствами. Раскладывает карты. ВЕРА хлопочет
вокруг больной.
ВДОВА. Расскажи, душенька, что было в церкви, кого видала?
Смотри-ка, опять король пиковый налево от тебя. Что за король такой?
ВЕРА. Сегодня утром на церковном дворе мне поклонился
незнакомый статный господин, весь в черном. Он посмотрел мне прямо
в глаза, и взор его проник мне в душу. Когда я уж прошла мимо, он
что-то тихо произнес, кажется: «Чистейшей прелести чистейший образец».
ВДОВА. Это из Псалтыри?.. Странно, очень странно ложатся
нынче карты...
ВЕРА. В церкви молитва не шла мне на ум; среди прихожан
я не заметила того незнакомца и на обратном пути он мне не встретился.
ВДОВА. Кажется, коляска подъехала.
Входят ПАВЕЛ и ВАРФОЛОМЕЙ.
ВЕРА. Ах!
ПАВЕЛ. Здравствуйте, ma tente, bonjour, cousine. А я
к вам гостя привез: позвольте рекомендовать, мой добрый друг...
ВАРФОЛОМЕЙ. Варфоломей.
ВДОВА. Мы рады вам. Садитесь подле меня.
ПАВЕЛ садится с Верой, она слушает его рассеянно.
ВАРФОЛОМЕЙ. С превеликим удовольствием.
ВДОВА. Служите вместе с Павлушей?
ВАРФОЛОМЕЙ. Нет, но у нас общие дела есть. А вы карты
неверно разложили, этак они у вас на прошлое указывают.
ВДОВА. Разве?
ВАРФОЛОМЕЙ. А вот извольте взглянуть: сей благородный
король — ваш супруг покойный, надо полагать. При нем немалые деньги;
уж как они нажиты — не знаю, но вели они его прямехонько в казенный
дом. Однако смерть его все списала со счетов.
ВДОВА. Господи помилуй! Об этом, кажись, только я да
исповедник знали.
ВАРФОЛОМЕЙ. Карты в искусных руках всю правду расскажут.
А вот и вы, благородная дама...
ВДОВА. Ну, про себя я и так знаю. (Смешивает карты.)
ВАРФОЛОМЕЙ. Воля ваша, а только вам о здоровье позаботиться
следует. (Берет у Вдовы карты, мечет.) О! У! М-да... Доктора
надо бы хорошего приискать.
ВДОВА. Неужто так плохо?
ВАРФОЛОМЕЙ. Я, пожалуй, к вам профессора из Петербурга
привезу. Да я и сам практикую, у меня многие из придворных и надворных
лечатся. (Перебирает лекарства. Сметает их со стола.) От лекарств
этих один вред. Позвольте руку. (Щупает пульс, внушает.)
Мой метод и прост, и дешев и вернее избавляет от страданий.
ВДОВА (изменившимся голосом). Ах, мой батюшка!
Как я довольна... Вы, кстати, женаты?
ВАРФОЛОМЕЙ. Нет пока.
ВДОВА. Что ж так, сударь мой? Пора, пора...
ВАРФОЛОМЕЙ. Я и сам думаю: пора.
ВДОВА. Вера! Не развлекаешь нашего гостя, а он со мною
заскучал. (Варфоломею.) Ступайте, познакомьтесь короче с
моей дочерью. Ей на пользу новые люди, новые впечатления. Павлуша,
поди сюда, мой милый.
ВАРФОЛОМЕЙ с ВЕРОЙ.
ВЕРА. Мы, кажется, виделись?
ВАРФОЛОМЕЙ. Может быть.
ВЕРА. Сегодня возле церкви… это были вы?
ВАРФОЛОМЕЙ. Возможно. (После паузы.) Ваш альбом?
Какая прелесть. Но он почти пуст.
ВЕРА. Что вы хотите, здесь мало кто бывает. Напишите
вы.
ВАРФОЛОМЕЙ. Если сумею. (Пишет, декламирует.)
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.
ВЕРА. О ком это?
ВАРФОЛОМЕЙ. Обо мне. (Вскакивает.) Павел! Нам
пора. Прощайте.
ВЕРА. До свидания.
ВДОВА. Приезжайте вместе и в другой раз!
ПАВЕЛ и ВАРФОЛОМЕЙ раскланиваются, уходят.
ВЕРА (раскрывая альбом). Ах! Все исчезло... (Смотрит
в окно.) Но я запомнила:
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд...
|
|
|
|
Картина шестая
ПАВЕЛ в мундире чиновника за работой.
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ, наблюдает за ПАВЛОМ, резонерствует.
ВАРФОЛОМЕЙ. Вера привыкла соглашаться с мнением матери
и понемногу забыла неприятное впечатление, сперва произведенное
незнакомцем. Павел оставался для нее предметом предпочтения. И было
за что: частые свидания с юной родственницей в продолжении лета
возымели на Павла благотворное действие. Он начал прилежнее заниматься
службою, бросил многие беспутные знакомства; ему уже стало казаться,
что он может быть счастлив такою супругою, как Вера.
Бьют часы.
ПАВЕЛ встает, меняет мундир на сюртук для визитов.
ПАВЕЛ. Решено! Сегодня же... Нет, сейчас...
ВАРФОЛОМЕЙ. Ты знаешь, друг мой, я не люблю лести, но
не я один, многие говорят, что в последние месяцы ты созрел больше,
чем другие в несколько лет. Но тебе недостает одного...
ПАВЕЛ (тихо). Не учи ученого. В тебе говорит
оскорбленное самолюбие, потому что Вера любит меня. Меня не проведешь,
хоть ты стараешься быть со мною ласковее прежнего.
ВАРФОЛОМЕЙ. Тебе недостает навыка жить в свете, обзаводиться
связями.
ПАВЕЛ. С этим, брат, покончено.
ВАРОФОЛОМЕЙ. О молодость! Ты воображаешь, что обвенчался,
и окончен бал; ан все только начинается. Поживешь с женою год-другой,
вспомнишь об людях, но тогда уж потруднее будет войти в общество.
ПАВЕЛ. О каких людях ты говоришь?! Надутые ничтожества!
ВАРФОЛОМЕЙ. Не суди людей слишком строго. И потом связи
необходимы, особливо человеку семейному. У нас без покровителей
ничего не добудешь.
ПАВЕЛ. Уж мы, кажется, с тобой бывали в свете. И что
с того?
ВАРФОЛОМЕЙ. То был полусвет. А на тот свет ты еще и
не заглядывал.
ПАВЕЛ. Что же это такое?
ВАРФОЛОМЕЙ. Скоро узнаешь, если пожелаешь. Сегодня вечер
у графини Лилит, ты имеешь случай познакомиться с настоящим обществом.
Я был у ней давеча, мы говорили о тебе, и она хочет тебя видеть.
ПАВЕЛ. Меня? Но... Я никогда не слыхал о графине Лилит.
ВАФОЛОМЕЙ. О, это изумительная женщина! Многие мечтают
попасть к ней в дом, да не всякого пускают. Возможно, кое-что покажется
тебе странным: графиня недавно приехала из чужих краев, была замужем
за иностранцем, живет на тамошний лад и принимает к себе общество
небольшое, но самое знатное в столице. (Уходит, увлекая за собой
Павла.)
|
|
|
|
Картина седьмая
В доме ГРАФИНИ. Появляются ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ в одежде,
скрывающей рога, хвосты и копыта. Приветствуют друг друга. Здороваясь,
протягивают левую руку.
1-й ЧЕРТ. А ты что правую руку тянешь? Совсем рехнулся?
2-й ЧЕРТ. Да ведь я правша.
ЧЕРТИ, ЧЕРТОВКИ (наперебой).
— Ха-ха-ха!
— Только посмотрите на него!
— Правша!
— Ну и урод!
Появляются ВАРФОЛОМЕЙ и ПАВЕЛ.
ВАРФОЛОМЕЙ. Не робей, брат. Сейчас я тебя представлю.
ПАВЕЛ. Я ничего, но... Все же как-то не по себе.
ВАРФОЛОМЕЙ. Пустяки. Высшее общество подобно манежной
лошади: с виду горда и неприступна, но стоит ее оседлать да натянуть
повод, она тотчас делается смирной. (Громко.) Господа! Позвольте
рекомендовать вам моего нового друга — Павел...
ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ устремляются к ПАВЛУ, знакомятся. ЧЕРТИ
путаются, какую руку подавать. ВАРФОЛОМЕЙ незаметно грозит им.
ПАВЕЛ. Душевно рад... Рад знакомству... Весьма польщен...
(С Варфоломеем.) Какие странные у них одежды: высокие шляпы,
парики. Все это давно вышло из моды. А эти господа носят такие широкие
панталоны, точно турецкие шальвары.
ВАРФОЛОМЕЙ. В высшем свете модным почитают лишь то,
что одевают сами. Какое им дело, до щеголей с Невского проспекта!..
Впрочем, ты и на этих не обращай особого внимания, посмотри лучше
на хозяйку.
Появляется ГРАФИНЯ, приветствует гостей, направляется
к ПАВЛУ.
ВАРФОЛОМЕЙ. Это наш новый друг Павел, о котором я вам
рассказывал. (Толкает Павла.) Смелее, приятель!
ПАВЕЛ. Ваш покорный слуга.
ГРАФИНЯ. И я вам рада, monsier Paul. Варфоломей так
лестно о вас отзывался, что я, признаюсь, ждала нашей встречи с
нетерпением.
ПАВЕЛ. Я... Я...
ВАРФОЛОМЕЙ (толкая Павла). Не мямли, действуй!
ПАВЕЛ. И я наслышан о ваших совершенствах, но все рассказы
меркнут при встрече с вами. О как бы я хотел познакомиться с вами
поближе.
ВАРФОЛОМЕЙ. Красиво сказал!
ГРАФИНЯ. Если угодно, я покажу вам мои картины. В моей
коллекции есть и другие редкости.
ПАВЕЛ. За вами хоть в ад!
ГРАФИНЯ. Ну так уж сразу и в ад. (Гостям.) Развлекайтесь,
господа, мы вскоре вернемся. (Уходит с Павлом.)
ЧЕРТОВКИ крадутся за ними, подсматривают, хихикают.
ЧЕРТОВКИ (наперебой).
— Ой, будет амурная сцена.
— Не сейчас, не сразу.
— Дай посмотреть.
— Не толкайся.
— Ай, помнешь кринолин!
ЧЕРТИ у карточного стола, достают колоды карт.
ЧЕРТИ (наперебой).
— Чур, я банкую.
— Твои карты мечены.
— А твои крапленые, все знают.
— Думаешь, не вижу? Тузы в рукаве!
— Что ж мне — по-честному играть прикажешь?
ВАРФОЛОМЕЙ. Увы, по-честному, господа, по-честному.
У нас сегодня гость, я на него имею виды и желаю произвесть впечатление.
ЧЕРТИ (вместе). У-у-у!..
1-й ЧЕРТ (указывая на Варфоломея). Пусть он и
банкует.
2-й ЧЕРТ. Да, пусть он мечет по-честному.
ВАРФОЛОМЕЙ (с картами во главе стола). Делайте
ставки, господа.
1-й ЧЕРТ. По одной душонке для начала.
ЧЕРТИ ставят на кон расписки.
ВАРФОЛОМЕЙ. Позвольте я проверю. (Читает одну из
расписок.) «Я, такой-то, предаю свою душу дьяволу...»
1-й ЧЕРТ. Он нам не верит!
ЧЕРТИ (вместе). Кто ж тебе поверит?
ВАРФОЛОМЕЙ. Все верно. Подписано кровью. А это чья расписка?
1-й ЧЕРТ. Ну моя, а в чем дело?
ВАРФОЛОМЕЙ. В том, что я прежде ловил тебя за руку.
1-й ЧЕРТ. Почему ко мне такое недоверие, это возмутительно!
ВАРФОЛОМЕЙ (нюхая бумагу). Так и есть — чернила.
1-й ЧЕРТ. Прошу прощения, я ошибся. Это была копия,
а вот оригинал. (Достает новую расписку.)
ВАРФОЛОМЕЙ. Так-то лучше. Шельмовать со мною не советую.
(Мечет.) Играем, господа.
Играют.
ЧЕРТИ.
— Что козырь?
— Черви.
— Мне ходить.
— Я бью.
— Нельзя ли погодить?
ВАРФОЛОМЕЙ.
Молчи! ты глуп и молоденек.
Уж не тебе меня ловить.
Ведь мы играем не из денег,
А только б вечность проводить!
Возвращаются ПАВЕЛ и ГРАФИНЯ.
ГРАФИНЯ. Какая же из моих картин вам понравилась более?
ПАВЕЛ. Похищение Европы.
ГРАФИНЯ. Любопытно, почему?
ПАВЕЛ. Она доказывает власть красоты хоть из кого сделать
скотину. (Пылко.) Я очарован! Еще за одну минуту наедине
с вами я готов отдать все на этом свете.
ГРАФ. Как вы нетерпеливы, mon ami. Возможно, я подарю
вам больше, чем минуту, однако не сейчас: мы должны соблюдать приличия.
2-й ЧЕРТ. Условились играть по-честному!..
ВАРФОЛОМЕЙ. Успокойтесь, мы не одни...
2-й ЧЕРТ. Как же, успокойтесь! Я проиграл несколько
сот мертвых душ!
ПАВЕЛ. Что-что? Мертвых душ?
2-й ЧЕРТ. Думаете, они мне легко дались?
ВАРФОЛОМЕЙ (пряча расписки). Замолчишь ты наконец?!
(Отходит от стола. К Павлу.) Должен тебя преуведомить, здесь
играют не на деньги.
ПАВЕЛ. На что ж?
ВАРФОЛОМЕЙ. На души. Этот капитал вернее золота.
ПАВЕЛ. А-а, на крепостных? Но он сказал: мертвые души.
ВАРФОЛОМЕЙ. Тебе показалось, твое воображение слишком
разыгралось от общения с графиней. Не желаешь ли метнуть карточку-другую?
Если у тебя есть души, конечно.
ПАВЕЛ. Нет, не имею.
1-й ЧЕРТ. Ну, одна-то есть — своя собственная!
ЧЕРТИ смеются.
ПАВЕЛ. Они смеются надо мной!
ГРАФИНЯ. Господа, господа! Когда вы наконец обратите
внимание на дам? Сейчас будет музыка и танцы. (Ударяет в ладоши.)
Играет музыка. ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ танцуют.
ВАРФОЛОМЕЙ (Графине). Подарите мне этот танец.
ГРАФИНЕ. Увы, я обещала его нашему новому другу. (Протягивает
левую руку Павлу.) Не так ли, Paul? (Исправляет оплошность.)
ПАВЕЛ (танцуя с Графиней). Но где же оркестр?
Я не вижу музыкантов.
ГРАФИНЯ. Э-э… Это мой маленький секрет.
ВАРФОЛОМЕЙ (приближаясь в танце). Чудеса механики.
Ты, должно быть, видел механическое пианино. Так вот теперь за границей
все инструменты самоиграющие.
ПАВЕЛ. Кажется, я читал в «Вестнике Европы»...
Темп музыки убыстряется, характер танца меняется,
движения танцоров становятся все более причудливыми. ПАВЕЛ захвачен
пляской, танцует в исступлении. ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ кружатся вокруг
него.
ГРАФИНЯ (Варфоломею). Finita, он мой!
ВАРФОЛОМЕЙ. Он наш. А она — моя.
ГРАФИНЯ. Фи! На свеженькое потянуло? Тебе изменяет вкус.
ВАРФОЛОМЕЙ. Замолчи, не твое дело.
ГРАФИНЯ. Ого! Уж не влюбился ли ты, бес?
ВАРФОЛОМЕЙ. Вот еще, скажешь!
ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ оставляют ПАВЛА.
ГРАФИНЯ. Как он жалок! Еще воображает, что в состоянни
кого-то покорить. (Смеется.)
ВАРФОЛОМЕЙ. Он и вправду забавен. (Смеется.)
ПАВЕЛ приходит в себя, замечает, что над ним смеются.
ПАВЕЛ. Вот оно что? Из меня тут делают болвана?! (Подходит
к Варфоломею.) Ты мне ответишь за это! Я пришлю своих секундантов.
ВАРФОЛОМЕЙ. Остынь, друг мой...
ПАВЕЛ. Я вам не друг! (Графине.) Прощайте, сударыня,
прощайте навек! (Уходит.)
ГРАФИНЯ. Куда вы, Paul, остановитесь! Это недоразумение,
уверяю вас...
ВСЕ, кроме ВАРФОЛОМЕЯ, бегут за ПАВЛОМ.
ВАРФОЛОМЕЙ. Дьявол! Так оконфузиться. (Ловит 2-го
Черта за ухо.) Это все ты начал со своими мертвыми душами! (Прогоняет.)
А какова, между прочим, тема: «Мертвые души»! Какой потаенный смысл
в ней заключен! Будь я Пушкин, непременно написал бы роман, нет,
поэму. Или широким жестом подарил бы этот сюжет кому-нибудь из молодых.
Да хоть Гоголю, например. (Уходит.)
|
|
|
|
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина восьмая
ПАВЕЛ с дуэльным пистолетом, изображает поединок.
ПАВЕЛ (чужим голосом). Господа, в последний раз
предлагаю вам покончить миром. (От себя.) Нет, ни за что!
Он кровью смоет оскорбление! Ага! Теперь тебе уж не до смеха, негодяй?
(Чужим голосом.) Барьер в десяти шагах. Сходитесь, господа.
(Шагает.) Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ
ВАРФОЛОМЕЙ. …восемь, девять, десять. (Оказывается
под дулом пистолета. Трогает дуло, нюхает пальцы). Пахнет маслом,
а не порохом. Похоже, пистолетом никогда не пользовались. Что ж,
по первому разу это даже интересно. Давай, стреляй. Ну? Это так
просто: нажал на курок — и все.
ПАВЕЛ. Нет, нет, так я не могу.
ВАРФОЛОМЕЙ. А, тебе нужны все эти сомнительные церемонии:
вызов, секунданты, «к барьеру, господа!» — и прочее. Зачем? Смерть
без прикрас — безобразна? Смерть во всей своей наготе — пугает?
ПАВЕЛ. Я не убийца! Ты должен стреляться со мной.
ВАРФОЛОМЕЙ. Я никому ничего не должен. И заранее говорю,
что выстрелю на воздух, так что можешь убить меня теперь, наверняка,
если это доставит тебе удовольствие.
ПАВЕЛ. Есть у тебя честь или нет?
ВАРФОЛОМЕЙ. Нет.
ПАВЕЛ. Нет? И ты так просто об этом говоришь?
ВАРФОЛОМЕЙ. И не только чести, но и много другого. Э,
да что с тобой толковать!
ПАВЕЛ. Но ведь дорожишь ты чем-нибудь?
ВАРФОЛОМЕЙ. Ничем.
ПАВЕЛ. Даже самой жизнью?
ВАРФОЛОМЕЙ. Тем более жизнью.
ПАВЕЛ. Не верю.
ВАРФОЛОМЕЙ. Напрасно. Дай пистолет.
ПАВЕЛ. Нет, ни за что!
ВАРФОЛОМЕЙ. Дай, увидишь. (Пытается отнять пистолет.)
ПАВЕЛ (не выпуская пистолета). Перестань, что ты...
Не смей!.. Я беру свои слова обратно. Хочешь, я извинюсь перед тобой?
Только, ради Бога...
Выстрел.
-а! (Отступает, роняет пистолет.) Я убил его?
ВАРФОЛОМЕЙ (рассматривая свою грудь, тихо). Ну
вот, новый фрак вконец испорчен. (Падает.)
ПАВЕЛ. Я не хотел... Это случайно... Боже мой, что делать?
Надо послать за доктором.
ВАРФОЛОМЕЙ (слабым голосом). Не надо. Поздно…
Но перед тем, как уйти... уйти навсегда... Прочти вот это. (Протягивает
Павлу записку.) И ты поймешь, что ни я, ни она ни в чем не виноваты.
ПАВЕЛ. Что это? Записка? Ее рука!
ГРАФИНЯ (голос). «Милый друг! Мой невольный смех
вовсе не по вашему адресу ввел вас в заблуждение; или это злые люди
хотели нас разлучить. Если в вас осталась хоть капля любви и сострадания,
придите ко мне сегодня в полночь. Вечно твоя Л.»
ПАВЕЛ. Твоя, вечно твоя!
ВАРФОЛОМЕЙ (поднимаясь, тихо). Пора! Мне надо
успеть на два свидания: мое и твое. (Исчезает.)
ПАВЕЛ. Моя!.. Пусть же растолкует на деле, что это значит:
я — твоя. Иначе... Теперь репутация графини в моих руках. А как
быть с… этим? (Поднимает пистолет.) Варфоломея уж не вернешь.
Надо вложить пистолет ему в руку, чтобы выглядело как будто он свел
счеты с жизнью… (Оборачивается.) Но... куда?.. Где кровь?..
Никаких следов, будто и не было этого нелепого выстрела. И самого
Варфоломея! (Нюхает ствол пистолета, трогает пальцем.) Готов
поручиться, что из него никогда не стреляли. Неужели все это мне
пригрезилось? Но тогда откуда записка? О! Да она чиста! Я же помню,
здесь было написано… Я как будто и сейчас слышу голос: вечно твоя…
Бьют часы.
ПАВЕЛ уходит.
|
|
|
|
Картина девятая
В покоях ГРАФИНИ. ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ, одетые слугами,
прибираются.
Входят ПАВЕЛ и ГРАФИНЯ.
ГРАФИНЯ. Вы приехали до срока и застали меня в хлопотах.
В этих покоях вы ведь не бывали?
ПАВЕЛ. Не имел удовольствия.
ГРАФИНЯ. А то вы оценили бы новое убранство. Кажется,
здесь не хватает узора. Как на ваш вкус?
ПАВЕЛ. Я добавил бы сердец, пронзенных стрелами и истекающими
кровью.
ГРАФИНЯ. О, это будет слишком…
ПАВЕЛ. Хотя бы одно, в память о моем бедном сердце…
ГРАФИНЯ. И моем также!
ПАВЕЛ. И моей пропащей душе! (Целует руку.)
ГРАФИНЯ (Чертям и Чертовкам). Ступайте, на сегодня
вы свободны.
ЧЕРТИ, ЧЕРТОВКИ (вместе). У-у-у!.. (Нехотя уходят,
прячутся.)
ПАВЕЛ. Вы ко мне писали. Я пришел.
ГРАФИНЯ. Прошу садиться. Полагаю, недоразумение, возникшее
между нами, забыто?
ПАВЕЛ. Хотел бы верить. (Пытается обнять Графиню.)
ГРАФИНЯ (отстраняясь). А какая нынче погода на
дворе? Я не выезжала.
ПАВЕЛ. Погода самая обыкновенная. Но знали бы вы, какая
буря в душе моей!..
ГРАФИНЯ. Вы так настойчивы! Подождите, я проверю, все
ли ушли.
ПАВЕЛ. Ваше послание никак не вяжется с вашей холодностью.
ГРАФИНЯ. Вы не можете понять женского сердца.
ПАВЕЛ. Так изъясните мне.
Часы бьют полночь.
ГРАФИНЯ. Это так просто! (Набрасывается на ПАВЛА.
Страстные объятия, поцелуи.)
ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ подсматривают, хихикают. ГРАФИНЯ незаметно
грозит им.
ПАВЕЛ. О, любовь моя!
ГРАФИНЯ. О, возлюбленный мой!
ПАВЕЛ. Я умоляю… Нет, я требую!
ГРАФИНЯ (отстраняясь). Нет, нет, нет. (В сторону.)
Где этот чертов бес?! Велел зазвать, а что делать не сказал. Не
роман же с ним крутить! (Павлу.) Мы еще так мало знакомы.
ПАВЕЛ. Уже целую вечность!
ГРАФИНЯ. Нет, я должна сперва увериться в ваших чувствах.
ПАВЕЛ. Вы мне не верите?! Каких еще доказательств вам
надо?
ГРАФИНЯ (в сторону). А, ладно, сама справлюсь.
(Павлу.) Я устала от пошлых интрижек. Любовные приключения
в прошлом. Теперь я ищу прибежища в твоем сердце надолго, навсегда.
Готов ли ты предаться мне душой и телом?
ПАВЕЛ. Да, да, да! Как мне убедить тебя в этом? Не расписку
же написать.
ГРАФИНЯ (смеясь). Какая смешная идея!.. А впрочем…
Напиши. Когда-нибудь мы найдем ее среди старых писем и посмеемся
вместе.
ПАВЕЛ. Изволь. Что писать?
ГРАФИНЯ. То что сказал: предаюсь тебе душой и телом,
отныне и навеки.
ПАВЕЛ (пишет). «…Душой и телом, отныне и навеки.»
ГРАФИНЯ. И знаешь, пусть это будет как священная клятва:
подпишись кровью.
ПАВЕЛ. Кровью?
ГРАФИНЯ. А что? Этакий пустяк тебя смущает.
ПАВЕЛ. Однако ж это странно: и расписка, и подпись кровью…
ГРАФИНЯ. Вот все вы таковы: мечтаете о неземном счастьи,
а не хотите выполнить малейшей прихоти любимой женщины.
ПАВЕЛ. Сначала выполни мою. (Бросается на Графиню.)
ГРАФИНЯ. Нет, сначала подпись!
ПАВЕЛ. Сначала любовь, а бумаги подождут.
ГРАФИНЯ (высвобождаясь, в сторону). Если сразу не подписал,
то… успех сомнителен.
ПАВЕЛ. Отчего мне все слышатся то ли голоса и возня…
(Замечает движения за портьерой.) Боже! Что там?
ГРАФИНЯ. Тебе верно почудилось! (В сторону.)
Сейчас все откроется, и меня разжалуют в деревенские ведьмы.
Стук в дверь.
Слава Сатане, это бес.
ПАВЕЛ. Кто бы там ни был, пошлите его к черту, или я
убью его! (Тихо.) Может, меня снова хотят выставить на посмешище?
ГРАФИНЯ. Я отослала слуг, отвори сам.
ПАВЕЛ. Сейчас я вернусь и все здесь переверну. Если
меня дурачат, берегитесь! (Уходит.)
Скрип двери, шум ветра.
ГРАФИНЯ прогоняет ЧЕРТЕЙ и ЧЕРТОВОК.
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ.
ГРАФИНЯ. Наконец-то! Где тебя черти носят?
ВАРФОЛОМЕЙ. После. Ну как?
ГРАФИНЯ (протягивая расписку). Никак. Он что-то
подозревает.
ВАРФОЛОМЕЙ. Неужели я его недооценил? Ну ничего, час его близок,
все равно будет наш. (Набрасывается на Графиню. Страстные объятия,
поцелуи.)
ГРАФИНЯ. Бедненький, проголодался?
ВАРФОЛОМЕЙ. Чертовски!
ГРАФИНЯ. Что ж твоя Васильевская воспитанница? Постится?
ВАРФОЛОМЕЙ. Ее не тронь. Она — другое…
ПАВЕЛ (возвращаясь). Что за шутки? Там никого
нет… Варфоломей!
ВАРФОЛОМЕЙ. Он самый. А вот что ты здесь делаешь? Разве
не видишь,ты нам мешаешь.
ГРАФИНЯ. Не гони его, Варфоломеюшка, пусть посмотрит,
такое не каждый день увидишь.
ПАВЕЛ. Ах вот оно что, это все ты, мерзкая душонка!..
(Бросается на Варфоломея.)
ВАРФОЛОМЕЙ (отбрасывая его). Потише, молодой человек, ты
не со своим братом связался!
Музыка. Появляются ЧЕРТИ и ЧЕРТОВКИ, кружатся вокруг
ПАВЛА, не дают ему выйти из круга.
ПАВЕЛ. Пустите меня! Прочь, нечистая сила! Прочь!
ВАРФОЛОМЕЙ. Куда это мы так заторопились? Ах, да, конечно:
в уединенный домик на Васильевском острове. Ты опоздал, дружок.
Вера помолвлена со мной.
ПАВЕЛ. Не может быть! Ты обманул, околдовал ее!
ВАРФОЛОМЕЙ. Да, пожалуй, она малость не в себе. Но это
можно понять: ведь старуха-то при смерти.
ПАВЕЛ. Как?! Она же намедни была здорова.
ВАРФОЛОМЕЙ. Как и было обещано доктором Варфоломеем:
избавление от страданий, быстро и безболезненно. Никаках тебе горьких
лекарств, зато умрет со здоровой печенью.
ПАВЕЛ. Убийца, злодей!
ВАРФОЛОМЕЙ. И без покаяния. Ведь за священником отправился…
кто бы вы думали? Бедняжка так и не очистилась от грехов, зато успела
благословить нас.
ЧЕРТИ, ЧЕРТОВКИ ликуют, пляшут. Вой, хохот.
ПАВЕЛ. Оставьте меня, дьявольское отродье!
ВАРФОЛОМЕЙ. Бросьте его, он мне больше не помеха.
Затемнение. Постепенно все смолкает.
|
|
|
|
Картина десятая
Темно, воет ветер, слабо светит луна. ПАВЕЛ оглядывается
по сторонам.
ПАВЕЛ. Все исчезло: ни замка графини, ни домов, ни огней.
Город словно сквозь землю провалился. Господи, где я, на каком свете?..
(Идет, кутаясь и дрожа от холода.) Куда идти? На Васильевский,
мне надо на Васильевский. Пресвятая Богородица, будь мне заступницей,
помоги! (Молится.)
Вдали загораются огни.
Услышала! Теперь я точно дойду.
Приближается топот копыт, скрип саней, позванивает
колокольчик. Появляются сани, освещен только ВОЗНИЦА, его голова
скрыта капюшоном.
Вот удача — извозчик. Эй, Ванька, стой! (Садится
в сани.) Вези меня на Васильевский! Да ты немой разве? Давай-давай,
пошел! (Едут.) Странный какой-то… А может, он из тех извозчиков,
которые режут и грабят своих седоков? Говорят, снова нашли трупы
на Волковом поле… Обидно: у меня и взять-то нечего. Эй, куда ты
везешь меня? Слышишь, с тобой говорю! (Бьет Возницу по спине.
Слышен стук костей.) А ну предъяви свой жетон, нумер покажи,
бестолочь!
ВОЗНИЦА оборачивается, на груди большой жетон: № 666.
Откидывает капюшон, под ним оскалившийся череп.
ВАРФОЛОМЕЙ (голос). Потише, молодой человек,
ты не со своим братом связался! (Хохот.)
ПАВЕЛ выпрыгивает из саней, сани уносятся, вокруг ПАВЛА
воет и беснуется нечисть.
ПАВЕЛ.
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны
Будто листья в ноябре…
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне… (Падает на колени.)
Все стихает и погружается во тьму.
|
|
|
|
Картина одиннадцатая
ПОЭТ за столом, разбирает рукописи.
ПОЭТ. Кто рылся в моих бумагах?! Родионовна, опять ты
здесь хозяйничала?
НЯНЯ (голос за сценой). Больно надо, будто других
забот нету.
За сценой шум, звон медной посуды, крики петуха.
ПОЭТ. Что творится в этом доме?! Ты, видно, решила у
меня птичник завесть?
НЯНЯ (появляясь). Как что — так Родионовна. Это
кухарка принесла с рынка петуха, хотела на обед приготовить. А петушок
бойкий попался, в руки не дается, всю кухню перевернул. Даже жаль
молодца — этакой красавец!
ПОЭТ. Отбился, говоришь?
НЯНЯ. Покамест отбился. Кухарка за дворником пошла.
От него уж никак не отвертится.
ПОЭТ. Поди скажи, чтоб оставили петуха. Пусть живет
пока. Заслужил.
НЯНЯ. Вот это ты хорошо рассудил. Петух птица непростая:
и глаз радует, и слух тешит, и злые силы отгоняет. Когда пропоет
петух, вся нечисть бежит с лица земли. (Уходит.)
ПОЭТ. А вот она, моя повесть, нашлась... (Читает.)
Что такое?.. «На другой день Павел лежал изнеможденный на кровати
в своей комнате. Он то впадал в дремоту, то вскакивал с постели
как сумасшедший, звал имена женские…»
ПАВЕЛ (голос). Вера! Вера! Прости меня!.. Будь
проклят час, когда я встретил Варфоломея, увидел Лилит!
ПОЭТ. «Потом опять бросался лицом на подушку. Врач не
отходил целый день от одра юноши; к вечеру состояние больного сделалось
отчаянно; он метался, плакал, говорил невнятное…»
ПАВЕЛ (голос). На Васильевский… Вера… еще не
все потеряно…
ПОЭТ. «Звал на помощь и порывался встать, так что едва
могли удержать его. Все давало повод думать, что причина болезни
крылась в душе, а не в теле. Сей ужасный кризис продолжался за полночь;
наконец больной успокоился — ему стало легче; но силы душевные и
телесные были истощены; он погрузился в глубокий сон…» Но это не
я писал! Почерк похож, но… не моя рука! А что в начале? (Листает
рукопись. Читает.) «…новый друг, которого Павел знал под именем
Варфоломея…» Так вот оно что!
ВАРФОЛОМЕЙ (голос). Ты еще пожалеешь об этом,
да поздно будет!
ПОЭТ. Рано радуешься бес, я своих в обиду не дам!
ВАРФОЛОМЕЙ (голос). Потише, молодой человек,
ты не со своим братом связался!
ПОЭТ. Что ты уготовил моим несчастным героям? (Листает
рукопись, читает.) Боже праведный!
ВДОВА (слабый голос). Не стыдись, Вера, поцелуйся
с женихом своим; я боюсь ослепнуть и тогда уже не удастся мне смотреть
на ваше счастье.
ВЕРА (голос). Варфоломей! Царем небесным заклинаю
вас, не оставьте матушку умереть без покаяния: бог знает, проживет
ли она до завтра.
ВАРФОЛОМЕЙ (голос). Дивичье малодушие, ты не
веришь моему знанию медицины?
ВЕРА. Поспешите ради меня, ради Бога!
ВАРФОЛОМЕЙ. Еще не явится первая звезда, как я буду
назад, и тогда все решится!
ПОЭТ. Не бывать по-твоему, бес! Я друзей в беде не бросаю.
А мои герои — они мне как родные, я создал их силой своей любви
и буду бороться за них до конца.
Кричит петух.
Отобьемся, Петя. Не впервой. Ну, в крайнем случае ты
мне поможешь.
(Уходит.)
|
|
|
|
Картина двенадцатая
В домике на Васильевском. ВЕРА в черном платье, молится.
Появляется ВАРФОЛОМЕЙ.
ВАРФОЛОМЕЙ. Священника нет дома, но когда воротится,
ему скажут и он тотчас придет к….
ВЕРА. Все кончено. Боже! Это твоя воля!
ВАРФОЛОМЕЙ (тихо). Нет, моя. Но… У самого Сатаны
растаяло бы сердце: так она прелестна в своей горести! (Бросается
к ногам Веры.) Ты меня не любишь, с твоей матерью я потерял
единственную опору в твоем сердце.
Появляется ПОЭТ, остается незамеченным.
ВЕРА. Не скрою, сперва я почла тебя за человека лукавого,
горделивого. Но увидев, как ты стараешься о матушке… Царствие ей
Небесное! — как ты себя не жалеешь ради нас, я стала думать иначе.
Мы оба не ангелы; но матушка благословила нас; будем заботиться
друг о друге: я исправлять тебя, ты наставлять меня.
ВАРФОЛОМЕЙ. Мне этого мало! Клянись, клянись, что ты
моя, что любишь меня более души своей!
ПОЭТ (тихо). Кто бы мог ожидать столько страсти
в этом холодном… чуть не сказал — человеке!
ВЕРА (отстраняясь). Варфоломей, Варфоломей! Забудь грешные
мысли в этот страшный час; я поклянусь, когда схороним матушку и
когда священник в храме Божием нас благословит.
ПОЭТ. Молодец, девочка!
ВАРФОЛОМЕЙ. Любящим не надобны пустые обряды; мы отправимся
с тобой в далекую страну, где будем навечно молоды; ты не знаешь,
я не говорил тебе, что обладаю княжеским достоинством, и ты будешь
возвышена над многими!... (Обнимает ее колени.)
ВЕРА (вырываясь). Оставь меня, Варфоломей, или
покинь этот дом!
ВАРФОЛОМЕЙ. Послушай, Вера, не упрямься; теперь никакая
сила не защитит тебя от моей власти!
ПОЭТ. Вот змей!
ВЕРА. Бог защитник невинных!
ВАРФОЛОМЕЙ (отступая). Если так… Если так, то
пусть твоя мать сделает тебя послушной!
ВЕРА. Разве она в твоей власти?
ВАРФОЛОМЕЙ. Посмотри. (Вытягивает руки по направлению
к спальне.)
Появляется призрак ВДОВЫ.
Говори, говори! (Колдует.) Ну!
Призрак ВДОВЫ мучительно противится чарам.
ВЕРА. Да воскреснет Бог! А ты исчезни, окаянный! (Падает
без чувств.)
ВАРФОЛОМЕЙ на мгновение бессильно опускает руки,
отступает.
ПРИЗРАК ВДОВЫ (к Поэту). Заклинаю, спаси ее душу,
ради всего святого! (Исчезает.)
ВАРФОЛОМЕЙ (приходя в себя). А-а, какие гости
к нам пожаловали! Решил, должно быть проводить меня с Верой в свадебное
путешествие?
ПОЭТ. Экой ты быстрый. Так дела не делаются. Ведь ты
не получил моего благословения. А ведь я как-никак родитель этой
девицы.
ВАРФОЛОМЕЙ. Ха-ха! Ты хочешь, чтобы я играл по вашим
правилам? Изволь. Благословения ты мне разумеется не дашь, но я
готов его купить. Как видишь, речь опять идет о цене. И я вижу,
на этот раз ты готов поторговаться. Угадал?
ПОЭТ (берет со стола карты). Начнем с того, на
чем остановились. Ах, карты, картишки! Даже дрожь бежит по рукам.
Давай сыграем напоследок.
ВАРФОЛОМЕЙ. Хм-м, я готов. Что у нас в банке?
ПОЭТ. Ее душа.
ВАРФОЛОМЕЙ. Ого! Идешь ва-банк?
ПОЭТ. По мелочам не размениваюсь. Надеюсь, играем по-честному?
ВАРФОЛОМЕЙ. Само собой. Давай, чтобы не было потом споров,
договоримся: ничья не в счет, сидим пока кто-то из нас не выиграет.
ПОЭТ. Согласен. А кто первый встанет из-за стола, тот
проиграл.
ВАРФОЛОМЕЙ. Идет. Тебе и карты в руки. Ну что ты тянешь?
Сдавай!
ПОЭТ. Куда спешить. У нас вся ночь впереди.
Играют. ПОЭТ затягивает время.
ПОЭТ. Не с чего — так с бубей!
ВАРФОЛОМЕЙ. Коль нет бубей — пикой бей!
ПОЭТ. С-под ходока — с семака!
ВАРФОЛОМЕЙ. Ничья! Пересдавай. Скорее же, скорее!
ПОЭТ. Спокойно, женишок, спокойно. Всему свое время.
ВАРФОЛОМЕЙ. Опять ничья!
ПОЭТ. Карты не лошадь, к утру повезет.
Начинает светать.
ВАРФОЛОМЕЙ. Карта бита! Она моя.
ПОЭТ. Постой. Дай отыграться.
ВАРФОЛОМЕЙ. Что же ты поставишь на кон?
ПОЭТ. Свою душу.
ВАРФОЛОМЕЙ. Странно! За что так отчаянно бьешься: неужто
она тебе дороже собственной души?
ПОЭТ. Дороже, не дороже — рассуждаешь как торгаш! Она
часть моей души, моего ума и сердца.
ВАРФОЛОМЕЙ. Ставка принимается, сдавай.
Играют.
Бесшумно появляется призрак ВДОВЫ, встает позади ВАРФОЛОМЕЯ подсказывает
ПОЭТУ, показывая на пальцах цифры и масти.
ПОЭТ. Ага, побил!
ВАРФОЛОМЕЙ. Проклятье! Твоя взяла. Теперь ты позволь
мне отыграться.
ПОЭТ. Я готов, но что ты поставишь на кон?
ВАРФОЛОМЕЙ. Все царства мира сего, все, что пожелаешь!
ПОЭТ. Нет, мы играем на души. Не на мертвые души, на
живые. Есть у тебя душа — готов принять ставку.
ВАРФОЛОМЕЙ (воет). Нету-у!
ПОЭТ. На нет и суда нет. Игра окончена.
ВАРФОЛОМЕЙ. Но я не встал из-за стола.
ПОЭТ. Уже светает, пора вставать. Заигрался ты, бес.
ВАРФОЛОМЕЙ (оскаливается). Неужели ты поверил,
что со мной возможно играть по-честному?! (Тянется к Поэту.)
ПОЭТ. Нет, не поверил. Но игра действительно кончена.
(Достает петуха.)
Петух кричит.
ВАРФОЛОМЕЙ (вскакивая). А-а-а! (Отбегает,
корчится.) Проклятье! Так оконфузиться… (Проваливается.)
Всполохи огня.
ПРИЗРАК ВДОВЫ (протяжно вздыхая). Ты освободил
и мою душу! (Удаляется, улетает.)
ПОЭТ пытается привести в чувство ВЕРУ.
Появляется ПАВЕЛ.
ПАВЕЛ. Вера!.. Что с ней?
ПОЭТ. Она жива, и уже это одно — чудо.
ПАВЕЛ. Но кто вы, сударь, я вас не знаю.
ПОЭТ. Книжки надо читать, юноша, тогда бы знал!.. Поднимай
ее, через минуту здесь будет пекло!
Уходят, унося бесчувственную ВЕРУ.
Дым, треск горящего дерева, гудение разгорающегося пламени.
|
|
|
|
Картина тринадцатая
ПОЭТ за столом, лицо в саже. Перед ним на подносе
догорает рукопись.
ПОЭТ. Пусть эта странная повесть так и останется только
наброском, устным рассказом для круга друзей.
Появляется НЯНЯ.
НЯНЯ. Опять ты с огнем балуешься! То-то я смотрю, дымом
потянуло. Думаю: не пожар ли?
ПОЭТ. Успокойся, теперь все будет хорошо.
НЯНЯ. Успокойся, как же!.. (Пристально смотрит на
Поэта.) Уж не являлся ли тебе снова этот… черный человек?
ПОЭТ. Больше не придет. Да и не боюсь я его. Мне гадалка
предсказала, что меня погубит белый человек…
НЯНЯ. А ты не слушай, мало ли что нагадают!.. Ой, чуть
не забыла, заходил к вам сегодня офицер, белобрысый такой красавчик,
назвался… как его… Бал-бес, что ли? Вобщем, какой-то на «ес». (Выходит
и тотчас возвращается.) А вот и он, в передней раздевается.
(Уходит.)
ВАРФОЛОМЕЙ (голос за сценой). Доложи барину:
барон Дантес просит его принять.
ПОЭТ (после паузы). Входите, барон.
К О Н Е Ц
|
|
|
