Барон Мюнхгаузен в России
Русский дневник барона Мюнхгаузена. Cергей Макеев

СЕРГЕЙ МАКЕЕВ. ПЬЕСЫ, ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, СКАЗКИ, СТАТЬИ

ПОВЕСТИ
Барон Мюнхгаузен в России
Русский дневник барона Мюнхгаузена
РАССКАЗЫ
СКАЗКИ
ПРЕДАНИЯ
СЦЕНАРИИ
ПЬЕСЫ
СТАТЬИ

БАРОН МЮНХГАУЗЕН

БАРОН МЮНХГАУЗЕН В РОССИИ

«РУССКИЙ ДНЕВНИК» БАРОНА МЮНХАУЗЕНА

Безумство заразительно
На приеме у императрицы
Покорение северного полюса
Как я выиграл войну
С неба — на землю
Под градом пчел
Обед и ночлег
Грибные диковины
Превращения дианки
Самоварная история
Сани с парусами
Жаркое дело
Как летать на ядре (Инструкция для начинающих)
Стенка на стенку
Эскадрон-призрак
Прощание горниста
Воздушный корабль
Морская погоня
Начальник без головы
Ежовое воспитание
Похищенный штаб
Хмельной колодец
Закон есть закон
Любимая трубка
Лес на луне
Последнее испытание

«РУССКИЙ ДНЕВНИК» БАРОНА МЮНХАУЗЕНА

БЕЗУМСТВО ЗАРАЗИТЕЛЬНО

Моя первая прогулка по Санкт-Петербургу чуть не окончилась трагически. Я с любопытством разглядывал дома, улицы и прошпекты, дворцы и лачуги, мосты через Неву и каналы. Помню, пожалел, что вышел без оружия, потому что обнаружил в облике северной столицы нечто безумное.

И тут, представьте, на меня набросилась бешеная собака. Она вцепилась в рукав моей шубы. Я без колебаний сбросил толстую шубу и бросился бежать по улицам. Убегая, обернулся и увидел ужасную сцену: моя поверженная шуба вдруг поднялась, схватила собаку и швырнула ее в реку. А затем, как медведь, двинулась за мной! Я бросился прочь. Шуба бежала все быстрее и наконец понеслась, как безумная. Я от нее, плутая по улицам, потому что не запомнил хорошенько дома, где нанял квартиру. Наконец я все-таки нашел свое жилище. Поднимаясь по лестнице, крикнул своему слуге: «Петрушка, пистолет!» А шуба уже на лестнице!

Слуга бросил мне заряженный пистолет. Я обернулся и прицелился в косматое чудовище. Нажал на курок — осечка! Оказалось, что кремень в пистолете сбился. Я метался из комнаты в комнату, бешеная шуба за мной.

Меня спасло чудо, которыми изобилует российская действительность.

Надо вам сказать, что в русских домах очень низкие двери, и человеку нормального роста всегда приходится нагибаться, чтобы не удариться головой. «Это чтобы с юности кланяться приучались», — объяснил мне Петрушка.

Так вот, вбегая из кабинета в залу, я забыл пригнуться и со всего маху ударился лбом об притолоку. Тут искры брызнули у меня из глаз! Искра попала прямо в пистолет, я успел направить его на преследователя, порох вспыхнул, грянул выстрел. Шуба повалилась на пол. Я вздохнул с облегчением.

Но то было лишь начало! Вечером я сел за письменный стол, чтобы записать свои приключения в дневник. И вдруг услышал в шкафу подозрительные шорохи. Тут дверца шкафа заскрипела, и оттуда вышел… мой камзол. По его походке и поведению я понял, что он просто взбешен!

Оказывается, болван Петрушка сунул подстреленную мной шубу в платяной шкаф. Издыхая, эта бешеная тварь перекусала здоровое платье, или эта зараза передалась по воздуху в тесном шкафу, не могу утверждать наверное.

И вот мой камзол приближается и бросает перчатку мне в лицо. Ах, вызов? Извольте, милостивый государь! Я предлагаю на выбор пистолеты и шпаги. Камзол выбирает пистолет. Мы расходимся в разные углы залы. Мой Петрушка был секундантом: он как раз умел считать до «трех разов», как он выразился. На счет «три» мы стрелялись, но раздался лишь один выстрел. В тот день мне страшно не везло: мне достался давешний пистолет со сбитым кремнем. Пуля противника просвистела на волосок от моей головы. Но отчего же упал мой безумный камзол? Мы с Петрушкой склонились над поверженным телом, если можно так выразиться. Вообразите, на груди его, слева, зияла рваная дыра. Бедняга умер от разрыва сердца!

Не успел я оплакать свой камзол, как дверца шкафа вновь распахнулась и оттуда вышел мой военный мундир. Печатая шаг, он приблизился ко мне и влепил пощечину! На сей раз мы дрались на шпагах. Да, много я встречал искусных фехтовальщиков, но такого!.. Впрочем, оно и понятно — ведь то был МОЙ мундир. Мы сражались всю ночь, но на рассвете я стал одолевать противника. И, наконец, мой коронный выпад решил исход поединка — моя шпага пронзила грудь мундира насквозь. Он упал как подкошенный.

Теперь уж я твердо решил избавиться от зараженной бешенством одежды. И строго-настрого приказал Петрушке: шубу закопать на пустыре, как бешеную собаку, а камзол и мудир похоронить с почестями, как дворянское платье.

НА ПРИЕМЕ У ИМПЕРАТРИЦЫ

Я прожил в Санкт-Петербурге около недели и начал понемногу успокаиваться после перенесенных волнений. Еще бы! Здесь прямо на улице бешеные шубы нападают на порядочных людей! Вобщем, Россия встретила меня неласково, поэтому я с нетерпением ждал аудиенции у императрицы. По приглашению Ея Величества я и рискнул приехать в Россию, зная, что образованный иностранец может получить здесь выгодную службу — или быструю смерть. А чаще — первое и второе вместе.

Наконец сегодня мне доставили приглашение явиться во дворец.

Царица приняла меня очень любезно. С первых слов она выразила восхищение моими сочинениями. Из ее дальнейшей речи я понял, что она приняла мои фантазии за чистую монету! Я боялся сказать ей правду, заметив лишь: «Ваше Величество, вы явно преувеличиваете мои способности».

«Не скромничайте, барон, — отвечала она. — Я уверена, вам любое дело по плечу». Она указала перстом на карту Российской империи и продолжала: «Все есть у нас. Нету только ни одного полюса. Обидно! Перед соседями совестно: великая держава — и без полюса. Так что собирайтесь, барон, вас ждут великие дела: вы должны присоединить Северный полюс к Российской Империи!»

Тут свет померк в моих очах и разум мой помутился. Помнится, я кричал: «Туда еще никто не добирался! Там и жителей нет, окромя белых медведей!» Но императрица уже покинула залу. Придворные под руки вывели меня из дворца, усадили в карету и отправили домой.

Дома мой слуга Петрушка насилу отпоил меня русским целебным напитком под названием «куасс». Выслушав мой сбивчивый рассказ, он сказал: «Раз Государыня приказали, надоть ехать добывать Северный пояс для Расеи. А то, барин, хуже будет: сошлют куды-нибудь в холодные края!»

Кстати, Петрушка вместо «барон» произносит «барин», а вместо «Мюнхаузен» — «Мухазин». Барин Мухазин — как вам это нравится? Не пойму, он действительно такой болван, или прикидывается?

ПОКОРЕНИЕ СЕВЕРНОГО ПОЛЮСА

Ехали мы долго и трудно, сначала на повозке, затем в санях и, наконец, пересели на санки, запряженные собаками. И всю дорогу я благодарил судьбу: какое счастье, что мне не приказали присоединить к России Южный полюс! Северный все-таки поближе будет.

И вот мы посреди ледяной пустыни: под нами только снег, над нами горит Северное сияние. Припасы окончились, собаки съедены, а мороз пробирает до костей. Даже компас обледенел, стрелка застыла, и мы не можем определить, где находимся.

Вдруг Петрушка воскликнул: «Здесь он, Северный пояс!» Я не поверил ему, но мой спутник объяснил: «Если нету сил терпеть холод, значит, тут самый Север и есть. Севернее некуда, дальше Юг начинается». Я принужден был согласиться с его суждением.

Мы решили водрузить Российский Флаг на вершине снежной горы. Только начали подниматься, как вдруг гора зашевелилась под ногами, и мы кувырком скатились вниз. Оказалось, что так, сгрудившись в кучу, спят белые медведи, сберегая драгоценное тепло. И вот гора разбуженных медведей двинулась на нас. Впереди шел вожак стаи, настоящий северный великан.

Положение спас Петрушка. Он достал из-за пазухи припрятанный туесок с медом и деревянную ложку, зачерпнул меду и метнул его прямо в оскаленную пасть вожака. Медведь остановился, облизнулся и… заревел от удовольствия. Тут все медведи прониклись к нам величайшим уважением. Я воспользовался моментом и скомандовал: «На присягу — становись! Целуйте крест в знак верности!» Петрушка соорудил из двух ложек крест, обмакивал его в мед и давал каждому медведю приложиться. Новые подданные империи так разохотились, что вставали в очередь по второму разу, но Петрушка отгонял их пинками.

Обратно мы ехали на медвежьей тяге, перепрягая мишек из санок в экипаж, и так прикатили к самому императорскому дворцу.

Не скрою, я рассчитывал на достойную награду своих трудов. Но щедрость Государыни превзошла все мои ожидания.

«Назначаю вас, барон, губернатором наших новых владений. Отныне вы будете именоваться — Мюнхаузен-Заполярный!»

При этих словах я лишился чувств. От радости, как вы понимаете.

КАК Я ВЫИГРАЛ ВОЙНУ

После присоединения к России Северного полюса меня снова пригласила во дворец императрица и сказала:

«По правде сказать, барон, то была службишка — не служба. Пока вы там на Северном Полюсе прохлаждались, у нас на юге турки безобразничать стали — крепостей понастроили. Одним словом, сударь мой, отправляйтесь-ка турку воевать.»

Это дело по мне! Во главе армии, при поддержке флота я был готов прогнать турок в два счета. Но у царицы были на это другие виды.

«Эк куда хватили! — молвила она. — С войском да с флотом и дурак справится. Стыдитесь, барон, эти слова недостойны вашего таланта. Не вы ли писали в своей книге, как в одиночку победили гишпанцев? Итак, жду вас с победой. Да, еще забыла сказать: без победы — это будет для вас означать без... головы!»

Да что это за манера у русских такая? Чуть что — так сразу без головы! Делать нечего, я приказал своему слуге Петрушке собирать вещи в дорогу.

«А я их и не разбирал!» — признался он. Этот простофиля, кажется, был рад поездке на юг: «Охота погреться после Северного пояса. И на турков любопытно поглядеть — говорят, оне презабавные!»

...И вот мы под стенами неприятельской крепости. Я гарцую верхом на своей верной Баварии, которую Петрушка называет по-своему — Варварией. Первая часть моего плана была выполнена успешно: мы подобрались к самым крепостным воротам столь скрытно, что противник нас не заметил. Турки не додумались даже ворота закрыть! Вторая часть моего плана была такова: мы на полном скаку врываемся в крепость и своим грозным видом наводим ужас на врага. И турки сдаются на милость победителя.

Я рассказал свой план Петрушке, но он только усмехнулся.

«Больно вы быстрый, как я погляжу. Мы, барин, не так воюем: мы сразу начинаем... отступать. Мы от них, они за нами. А тут, глядишь, и зима приспеет — турка весь и померзнет.»

Нет уж, по мне — лучше блицкриг, молниеносная война. В летнее время.

«Зато по-нашему воевать выгоднее, — настаивал мой ординарец, — мороз у нас задаром и снега завались. Считай, на полгода хватит.»

Но я натерпелся холода еще на Северном Полюсе. И, усадив Петрушку на лошадь позади себя, скомандовал: «На штурм!»

Оказалось, что ворота турецких крепостей устроены иначе: створка падает сверху вниз в мгновение ока. Вжик! — и я на передней половинке Баварии очутился в стане врага, где меня тотчас окружила толпа турок. А Петрушка на задней половинке лошади остался снаружи.

Так я оказался в плену. Турецкий паша взял меня к себе в услуженье. А бедная моя Бавария, вернее, передняя ее половина, непрестанно пила воду из фонтана паши, но не могла утолить жажды, так как вода выливалась у нее сзади... «Пусть себе пьет, — рассудил я. — У турков воды мало, кончится вода — они огорчатся. Потому что турок вина не пьет».

Я довольно быстро научился говорить по-турецки, и паша заставлял меня рассказывать ему разные истории. Обычно я начинал так:

«Дошло до меня, о великий паша, что жил в одной просвещенной стране бедный, но знатный шейх по имени Мунхан-задэ. И отправился он на корабле в Индию. Вдруг налетела такая страшная буря, что ветер поднял корабль как перышко и понес его, понес...» — и заканчивал тем, как несчастный скиталец оказывался наконец дома. Тут слезы выступали на моих глазах.

А паша только цокал языком и повторял: «Йох-йох-йох!»

Однажды я предложил паше: «Давай друг другу байки рассказывать: кто скажет «не верю!», — тот проиграл и должен выполнить любое желание». Турок согласился и первый начал врать:

«Слушай: есть у нас такое растение, турецкие бобы называется, растут очень быстро и порой дорастают до неба. Раз посадил я в землю такой боб, и он за одну ночь дотянулся до небес. Ухватился я за стебель и полез вверх. Лез, лез — очутился на небе. Смотрю, а к небу звезды золотые приколочены серебряными гвоздиками. Оторвал я одну звездочку и опустился с ней обратно на землю. Вот, теперь эту звездочку на своей чалме ношу. Ну как?»

«Твоя правда, — охотно согласился я. — Я как раз об эту пору по небу гулял. Только ты на землю спустился, гляжу, твой родитель покойный из-за месяца выходит и говорит: «Зачем же он самую мелкую звездочку взял? Здесь во какие крупные есть! Будешь на земле, ступай к моему сыну и передай отцовский наказ: за глупость свою пусть отдаст русским все крепости!»

«Не мог он такого сказать!» — воскликнул турок. И тотчас зажал себе рот — понял, что проиграл пари.

Надо сказать, турок повел себя благородно: написал отступную грамоту честь по чести. Но при этом хитро улыбался.

«Ничего у тебя не выйдет, — сказал паша, вручая мне грамоту. — Бумага у тебя, но пока ты у меня в плену, ее как будто не бывало. А в плену я буду тебя держать до конца твоих дней!»

Свидетельницей этих слов была одна из служанок паши, чье лицо было скрыто под черным покрывалом. На другой день в укромном месте она подошла ко мне и открыла лицо — на меня смотрела веселая рожа моего Петрушки! Он протянул руку и разжал ладонь — на ней лежал турецкий боб.

«До неба не дорастет, это враки. А до облака — запросто. Мне местные мужики на базаре верно сказали, только надо поливать хорошенько.»

Той же ночью мы посадили турецкий боб под водопадом, который устроила моя Бавария. Мы опасались только, что посадили боб не тем концом, — тогда бы он землю насквозь пробуровил... И вот боб стал стремительно расти и вскоре зацепился за низко пролетающее облако. Мы притянули его к земле, загнали на облако несчастную половинку Баварии, решив прихватить заднюю по пути, потом уселись сами и отпустили стебель.

В этот решающий момент, как назло, во дворе появился хозяин. Заметив нас, он ухватился за стебель и с ловкостью обезьяны начал карабкаться наверх.

«Ой, сейчас он нас сцапает!» — взвизгнул Петрушка.

Но оказалось, что турецкий боб засыхает так же быстро, как растет. Лишенный полива, он сразу сделался хрупким, обломился, и турок рухнул в свой фонтан.

Облако поднималось все выше и выше. «Летим, доннер-веттер!»* — воскликнул я.

«Это хорошо, что ветер, — отозвался Петрушка. — На свежем воздухе голова не заболит.»

Ветер дул в сторону России, которую в этот миг я любил всей душой, как истинный русский.

С НЕБА — НА ЗЕМЛЮ

Есть примерно сто верных способов бежать из плена: тут и подкоп, и подпиливание решеток, и подкуп стражи, и переодевание в женское платье... Я совершил побег из турецкого плена самым обыкновенным образом — улетел на облаке.

И вот мы летим по небу, я и мой слуга Петрушка, а внизу скачет вдогонку передняя половинка мой лошади Баварии. К сожалению, задняя половинка нам пока не попадалась.

Мы готовы были так путешествовать хоть до самого Санкт-Петербуга, но, увы, русский климат переменчив. Облако вдруг начало темнеть, тяжелеть и опускаться, словно мы сидели на рыхлом мартовском сугробе. А еще через несколько минут из нашей тучки полился дождь, и она стала быстро таять.

«Надо прыгать, барин, пока не разбились!» — сказал Петрушка.

К счастью, мы пролетали над скошенным лугом, где было много стогов сена. Петрушка крикнул что-то непонятное и прыгнул «солдатиком» прямо в стог. (К слову сказать, русские люди, когда волнуются или гневаются, начинают говорить на неизвестном науке языке. Я нарочно искал эти слова во всех словарях, но ничего похожего не обнаружил.)

Ну а я, на свою беду, прыгнул «ласточкой». Красиво, но мимо стога. Меня объяла полная темнота. Помню, как Петрушка тащил меня за ноги, как ставил вертикально, но вокруг по-прежнему было темно.

«Где я? Что со мной?» — произнес я и удивился собственному голосу. Он шел словно изнутри. Да и слова Петрушки достигали моих ушей с трудом.

«Беда, барин! Ваша голова от удара в нутро ушла!»

Я ощупал себя руками и убедился в его правоте. Проклятье! Я только начал привыкать обходиться без денег, без порядочной одежды, без необходимых европейцу удобств... Но без головы — это уж слишком!

«Вы не извольте беспокоиться, — утешал меня Петрушка. — Я вас доведу до Сам-Петербурга. Кушать захотите, — так я вам в дырочку хлебца покрошу, водички плесну. А в пути, вы уж не обессудьте, стану вас на ярмарках в балаганах показывать. Надо же на пропитание зарабатывать!»

В моем положении спорить не приходилось. На ярмарках мы собирали толпы зевак.

«Господа почтенные, статские, военные! Пятачок за вход — невелик расход!» — зазывал Петрушка, и представление начиналось.

Я раскланивался публике и пел утробным голосом «Ах, мой милый Августин». Иногда приходилось отвечать на вопросы зрителей: как я ем и пью, например? И почему я без головы: уродился таким или это у меня вследствие казни? Иногда спрашивали о политике, вроде того: будет ли война с туркой? Я твердо отвечал «нет», потому что, как вы помните, я вез в Санкт-Петербург отступную грамоту — отказ турков от крепостей на Черном море. Но все-таки удивительно, что население больше верит безголовым, нежели прочим.

Надо признаться, мы очень недурно зарабатывали. Это имело и хорошие и дурные последствия: злодей Петрушка, пользуясь нашими деньгами и моей беспомощностью, начал частенько прикладываться к бутылке. Однако, сей грех совершенно неожиданно обернулся моим полным исцелением. Как-то раз мой поводырь, изрядно нализавшись, кормил меня и спьяну плеснул вместо воды — крепкой русской водки. Все во мне загорелось синим пламенем; мой живот превратился в подобие парового котла; жар и пар рвались наружу, и, наконец, вытолкнули голову наружу, точно пробку из бутылки шампанского. Хорошо что шея у меня крепкая, выдержала, а то бы голова улетела неведомо куда.

В одном из балаганов мы нашли и заднюю половинку моей лошади — ее там показывали в качестве чуда природы, но, конечно, не с таким успехом, как меня (без головы). У нас было достаточно средств, чтобы выкупить вторую половину Баварии у хозяина. Но оказалось, что за короткий срок две части лошади так отвыкли друг от друга, что не хотели даже пастись рядом. Петрушка взял дело в свои руки: он поставил заднюю половину далеко от передней, нацелился и дал ей такого пинка, что она помчалась галопом и с разбегу припечаталась куда следует. Лошадь срослась сразу и навсегда. Вдобавок, вместо рысака я получил иноходца: теперь передние ноги Баварии бежали рысью, а задние по привычке скакали галопом.

Я вскочил на лошадь, посадил Петрушку позади себя, и мы продолжили путешествие.

ПОД ГРАДОМ ПЧЕЛ

Я и не подозревал, что мой побег из плена наделает столько шуму в турецкой столице. А дело в том, что я хитростью добыл грамоту, в которой турки соглашались уступить России крепости на берегу Черного моря. Это означало победу в войне, которую выиграл один человек. Надеюсь, вы догадываетесь, кто этот герой.

Вот почему турецкий султан снарядил за мной погоню: большой отряд янычар преследовал меня, хотя я находился уже на русской земле.

Итак, ехал я верхом на своей верной Баварии, а мой слуга Петрушка то шел пешком, держась за стремя, то садился на лошадь позади меня. Мы проезжали через цветущий луг, все вокруг дышало миром и покоем. Вдруг над моим ухом прожужжала пуля. Я даже поначалу принял пулю за летящую пчелу, покуда не заметил всадников, стреляющих на скаку.

К счастью, рядом была пасека, огороженная плетнем. Мы укрылись за плетнем, как за стеной, и открыли беглый огонь из двух пистолетов. Зарядов хватило лишь на то, чтобы отпугнуть преследователей. Янычары спешились и залегли на краю луга, не решаясь атаковать такого грозного противника, как я, до подхода основных сил.

Тут начало смеркаться, но и в темноте мы видели, как множится число осаждавших. Стало ясно, что утром турки пойдут на штурм. Что было делать? Старик-пасечник был просто мирным пчеловодом, и помощи от него я не ждал. Хозяин пригласил нас в дом, который здесь, на юге, называется «хата», и угостил свежим медом в сотах. Я отведал душистого меду и вспомнил, как принял жужжание пули за пчелу. Потом сообразил, что позиция неприятеля находится между пасекой и цветочным лугом, и тогда в голове моей возник план обороны.

Утром турки поднялись в атаку. Тут по моему сигналу пасечник начал поочередно открывать ульи, и пчелы рой за роем, как будто залпами, устремились на луг, жужжа над головами врагов. А в это время Петрушка с пасечником вытряхивали пыльные половики — при этом слышались громкие хлопки, точно выстрелы, а пыль клубилась, как пороховой дым.

Турки подумали, что за ночь к нам подошло подкрепление, и обратились в бегство — прямо через луг, где пчелы уже расселись по цветам. Ух как разозлились пчелы! Они яростно набросилсь на обидчиков и жалили их без пощады. Всего через полчаса опухшие от пчелиных укусов янычары сдались на милость победителя.

Представьте удивление коменданта ближайшей русской крепости, когда я с Петрушкой доставил к его воротам сотню пленных врагов и целую подводу трофейного оружия!

Но нескольким пленникам, больше других искусанных пчелами, я нарочно позволил ускользнуть. И вот почему: турки вообразили, что у русских появилось новое огнестрельное оружие, которое хотя и не разит наповал, зато настигает повсюду. Ведь мои «пули» гонялись за ними по всему лугу и били без промаха. Вот и пускай расскажут об этом своему султану. Небось теперь нескоро сунется воевать!

ОБЕД И НОЧЛЕГ

В России невозможно рассчитать время в пути и дорожные расходы. Потому что русские пространства немеряны, время здесь — понятие растяжимое, и любой кошелек истощается.

Я со слугою Петрушкой добирался в столицу, экономя каждую копейку. Однажды остановились на постоялом дворе. Нам досталась скверная комната, продавленная кровать, вдобавок подушка была набита колким сеном. Цены за обед показались мне дороги, поэтому я послал Петрушку на базар, чтобы он купил продуктов для обеда из трех блюд и сам приготовил.

Вскоре мой слуга воротился, нос его был красен, глаза блестели, язык заплетался. Под мышкой он нес только тощую курицу. Я хотел было проучить его как следует, но Петрушка возразил: «Заказывали обед из трех блюд? Будет исполнено!» И с этими словами отправился на кухню постоялого двора.

Через час он вернулся, объявив: «Пожалте кушать!»

Сначала он подал мне яйцо всмятку — оказывается курица снеслась за пазухой у Петрушки, пока он нес ее на кухню. Затем последовал крепкий бульон. А потом и куриное мясо.

Кроме того, Петрушка набил куриными перьями мою подушку, поэтому я превосходно выспался.

Ну чем не русский немец? Ведь могут, когда захотят!

ГРИБНЫЕ ДИКОВИНЫ

Путешествуя по России с юга на север, я узнал много удивительного. Например, оказалось, что в России бывает два покоса. Первый — это когда траву косят, сено готовят на зиму, а другой покос — грибной. Здесь так и говорят: «У нас грибов — хоть косой коси». И в самом деле, как ни зайду в лес — одни срезанные ножки грибов нахожу. Видно, уже скосили.

Но это грибы обыкновенные. А есть какие-то невообразимые грибы. Рассказывали мне дословно следующее: «В Рязани грибы с глазами: их едят — они глядят».

Бр-р! Ужас какой!

А еще толкуют о каких-то воинственных грибах, которые будто бы нападают на гороховые поля и опустошают их.

Но это уж, по-моему, пустые мужицкие враки.

А впрочем… От этих русских всего можно ожидать.

ПРЕВРАЩЕНИЯ ДИАНКИ

В лесу мне вспомнилась моя любимая охотничья собака Дианка. Она была такой неутомимой гончей, что через несколько лет непрерывного бега лапы у нее совершенно стерлись. Пришлось мне использовать Дианку в качестве таксы. Но и в этой роли ей не было равных: пролезала в любую нору и не возвращалась без добычи.

Потом знакомые охотники увидели мою любимицу и упрекнули меня: «Ты все придумал насчет Дианки! Никакая она не такса — бегает по-прежнему в своре гончих, и ни один зверь не уйдет от нее!» Я вскипел: «Уж не думаете ли вы, что я лгу?! Просто я не успел рассказать, как произошло обратное превращение Дианки.»

А дело было так: мне пришлось уехать на войну. Я понимал, что Дианка без охоты просто погибнет. Поэтому временно отдал ее соседу, тоже страстному охотнику. Правда, я забыл, что он больше любит охотиться на болотную дичь.

Ну может ли такса скакать по болоту? Она постоянно вязла в трясине и всякий раз с трудом вытаскивала лапы. От этого ее лапы вытягивались, вытягивались... Когда я через три года вернулся домой, Дианка встретила меня в образе прежней гончей. А если бы задержался еще на год-другой, то у меня была бы самая длинноногая собака в мире!

Правду сказать, раньше я тоже был невысокого роста и притом плотного телосложения. А знаете, почему я стал длинный и худой? Придется напомнить, как я вытащил себя за волосы из болота. Вверх меня тянула собственная мощная рука, а вниз — конь и трясина вместе взятые. Вот я и вытянулся, подрос на целую голову.

Посему, ежели вы не довольны своим ростом и полнотой, нет ничего проще — болот в России хватает!

САМОВАРНАЯ ИСТОРИЯ

В России давным-давно изобрели паровую машину, даже раньше англичан. Изобрели, но не доделали. Потому что русские часто не доводят дело до конца. Я имею в виду самовар — это же настоящий паровой котел! Англичанин бы сразу приладил к нему колесо и маховик, чтобы пар крутил станки и другие механизмы. Русские же могут позволить себе роскошь использовать сие изобретение исключительно для удовольствия — кипятят в нем чай.

Однако в путешествии самовар незаменим. В лесу, в степи — вокруг кипящего самовара, словно вокруг родного очага, люди забываются холод и дорожные тяготы. А такого ароматного чаю с дымком не пробовала и сама английская королева!

Один раз русский самовар спас мне жизнь! Вот как это было. Зимою я со слугой своим Петрушкой ехал в санях, и ночь застала нас в пути. Мы распрягли лошадей, разбили походный бивуак и наладили самовар. Вместо воды наполнили его снегом, на растопку собрали еловых шишек, и вскоре самовар начал весело посвистывать. На душе у нас потеплело в предвкушении чаепития.

Но вдруг раздался свист иного рода — то был особый разбойничий посвист, от коего замирает сердце путешественника. На опушке показались свирепые злодеи, их было не меньше дюжины. Мы с Петрушкой не успели достать оружия и спешно отступили в лес. «Далеко не бегите, барин. Сейчас назад пойдем», — неожиданно остановил меня Петрушка. Я очень удивился, но в эту минуту в нашем лагере раздался взрыв, и разбойники с воплями бросились наутек.

Мы вернулись к месту несостоявшегося чаепития. Кругом валялось оружие нападавших. Петрушка объяснил мне, наконец, что произошло. Оказывается, заслышав свист разбойников, он сунул в самоварную трубу свою дурацкую шапку, перекрыв выход пару. Поэтому самовар взорвался, обварив разбойников кипятком. Вот почему они заорали как ошпаренные!

Жаль, конечно, самовара. Зато мы сохранили жизни, лошадей и прочее имущество. Только Петрушка очень горевал о своем колпаке. На ближайшей яркарке я купил ему новый, с кисточкой. И самовар, разумеется, тоже. Ну куда без него?

САНИ С ПАРУСАМИ

Когда я добрался наконец до северной столицы, оказалось, что турки вероломно нарушили условия нашего договора. Началась первая турецкая кампания. Но для меня лично она была уже второй по счету. Меня назначили командовать эскадроном в Гродненском гусарском полку. И я снова отправился с севера на юг. Петрушка должен был прибыть позднее со всем моим скарбом.

Надо сказать, что зимою русские ездят на санях. По накатанной снежной дороге это упоительная езда! Кучеров в России называют ямщиками. Однажды мне попался ямщик-виртуоз: он умел так править тройкой лошадей, запряженных в сани, что снег музыкально скрипел под полозьями. Клянусь, я слышал мелодию плясовой русской песни «Во саду ли, в огороде», словно сельский музыкант наигрывает ее на скрыпке. При этом копыта лошадей стучали в такт, позванивали бубенцы под дугой — ну, целый оркестр да и только! Я не заметил, как домчался из Санкт-Петербурга в Москву.

Но самая быстрая езда на санях бывает по заснеженному речному льду, по «зимнику», как здесь говорят. Дорога по зимнику накатывается необыкновенно гладкая, поэтому, если закрыть глаза, кажется, что не едешь, а летишь.

Я выехал ранней весной и сам правил тройкой. Кони резво неслись по зимнику, солнышко пригревало. Закрыл глаза — и задремал. Сколько проспал — не помню, сколько проехал — не знаю. Вдруг раздался треск льда и ржание лошадей. Я открыл глаза и успел заметить только, что все три лошади, оборвав упряжь, исчезают в полынье. Но сани разогнались так шибко, что перелетели через полынью и продолжали нестись вперед.

Тут я сообразил, что оказался в южной губернии, где весна уже вступает в свои права, а лед начинает подтаивать. Конечно, сани без лошадей стали легче, но и теперь я рисковал провалиться под лед. К тому же место было пустынное, следовало добраться до жилья.

К счастью, ветер дул мне в спину. Я перебрался на передок саней, поднял оглобли вверх, наподобие двух мачт, и надел на них свой широкий плащ. Мой «парус» надулся и сани понеслись пуще прежнего.

Наконец впереди показалась деревня. Но как повернуть сани без лошадей? Я попробовал лавировать «парусом», как на шлюпке, но не тут-то было. Дело в том, что санный путь на «зимнике» утоптан ниже уровня снега, и выехать из такого желоба непросто даже на лошадях. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как нестись вперед, минуя города и села. Местные жители толпами сбегались к реке и с удивлением смотрели на сани-самоходы.

Еще южнее снег совсем растаял, и можно было повернуть к берегу. Но тут — о ужас! — начался ледоход. Трещины расчертили поверхность реки. Сначала мои парусные сани легко перескакивали на соседние льдины. Но вот проемы стали довольно значительны, однако я и здесь приноровился: когда сани приближались к очередному препятствию, я высоко подпрыгивал, облегченные сани перелетали на следующую льдину. В то же время я правил «парусом» к берегу, и после нескольких опасных «прыжков» оказался на прибрежной льдине. Но как теперь остановить разогнавшиеся сани? Я и тут не растерялся: убрал «парус» и направил оглобли вперед и вниз, точно рога в землю. Оглобли вонзились в берег, а я с разгону вылетел из саней и оказался на высоком откосе.

Штаб армии находился неподалеку. Представьте, никто мне не поверил, что я проехал пол-России на санях за неполный день. Пришлось препроводить недоверчивых офицеров на берег и предъявить в доказательство мои сани.

ЖАРКОЕ ДЕЛО

Во время второго похода противу турок мне пришлось командовать не только кавалеристами, но и бомбардирами.

Помню одно жаркое дело. Был ранен командир батареи. Мой эскадрон стоял пока без дела, поэтому я поспешил на помощь артиллеристам. Бомбардиры мне тотчас доложили, что, вдобавок ко всем несчатиям, окончились ядра. Турки это заметили и усилили огонь, начали готовиться к атаке.

Тут я вспомнил, что рядом с нашими позициями на бахче поспели прекрасные арбузы. И приказал собирать арбузы подходящих размеров: для пушек, для мортир и даже для осадных орудий. Передавая арбузы из рук в руки, мы быстро запаслись арбузными снарядами.

В это время неприятель пошел в атаку. Я скомандавал: «Огонь!» — и залп нашей артиллерии накрыл атакующих. Убитых и даже раненых мы потом не нашли, но турки, покрытые красной арбузной мякотью, являли собой страшное зрелище, будто израненные осколками ядер и кратечью. В ужасе они обратились в бегство.

Тут приспело время для гусар. Я вскочил в седло и с саблей наголо повел свой эскадрон в бой.

Эх, не было у нас Царь-пушки! На соседней бахче такие тыквы уродились — в самый раз.

КАК ЛЕТАТЬ НА ЯДРЕ
(Инструкция для начинающих)

Вы помните, вероятно, как я летал на ядре, чтобы разведать расположение пушек во вражеской крепости. Я вскочил верхом на ядро и подлетел к самой крепостной стене, а потом пересел на встречный вражеский снаряд и вернулся таким образом в свой лагерь.

И вот недавно один артиллерист заявил: «Летать на ядре невозможно! На него и сесть нельзя — оно раскаленное. Тем более — пересесть на встречное ядро».

Представляете? Так прямо и сказал.

Конечно, я мог бы вызвать его на дуэль и убить. Но нет, пусть живет и мучается оттого, что не поверил самому Мюнхаузену!

Придется объяснить подробно, как было дело. Итак, решив оседлать ядро, я забрался на ствол пушки и встал над самым жерлом. Бомбардир уже запалил фитиль. И тут я вспомнил, что ядро вылетает из пушки раскаленным! Я тотчас приказал принести мое кавалерийское седло. Когда ядро вылетело из дула, я набросил на него седло, а уж затем оседлал его. Иначе не сидел бы сейчас перед вами!

Конечно, перескочить на встречное ядро невозможно, и я поступил иначе. Уже в полете я заметил, что ядром можно управлять, наклоняясь вправо или влево. Поэтому, выполнив первую часть задания, я направил свое ядро прямо в лоб летящему навстречу вражескому ядру. Ядра столкнулись, словно бильярдные шары. При этом встречное ядро, только набиравшее силу, выбило из-под меня уже ослабевающее на излете ядро, но застряло под моим седлом и понесло меня в обратную сторону. Правда, я вернулся в свой лагерь задом-наперед.

Теперь вы сами видите, что полет на ядре вполне безопасен, и можете свободно применять этот способ воздушной разведки.

СТЕНКА НА СТЕНКУ

Турки были сильным противником, и среди них встречались отчаянные бойцы.

Как-то раз мой эскадрон налетел на отряд янычар. Ну, головорезы попались, я вам доложу! Бились мы как равные: все заряды кончились, сабли изломались, лошади под нами — и те пали.

Тут я вспомнил русский обычай драться по праздникам. Бывало, изобьют друг друга до полусмерти, а потом обнимутся и прощенья просят. Вот я и крикнул: «Братцы, сегодня ж воскресенье! А ну-ка стенка на стенку!» Мои гусары встрепенулись и, откуда что взялось, набросились с кулаками на янычар. А кулачища-то пудовые! Ну, туркам это в диковинку, у них такой моды нет, и они полегли, как трава под косой. Тем и спаслись, потому что в России так заведено: лежачего не бьют.

С тех пор, принимая новобранцев в свой эскадрон, я предлагал им сперва хорошенько подраться стенка на стенку, помня русскую поговорку: «За одного битого двух не битых дают».

ЭСКАДРОН-ПРИЗРАК

На войне трудно быть живым, но и мертвым, как оказалось, нелегко! И если полковая канцелярия запишет тебя в список убитых, то потом нипочем не докажешь, что жив.

Именно так случилось со мною. Я был ранен в бою, а когда очнулся, наши войска ушли вперед, преследуя противника. Я поковылял следом, опираясь на саблю. Потом я узнал, что мои гусары вернулись на поле боя, дабы предать тело героя земле со всеми воинскими почестями. Не найдя моего тела, боевые товарищи решили, что меня уже схоронили в общей могиле, и ушли догонять своих. В штабе полка я был внесен в «черный список».

Я нагнал свой полк только через несколько дней. Сразу явился в штаб, а там мне говорят: «Не знаем никакого Мюнхаузена. Вроде был такой, но пал смертью храбрых!» Сколько я ни спорил, сколько не призывал свидетелей, — штабные писаки были непреклонны: «В списках не значится, следовательно, такового офицера не существует!»

А тем временем шли жаркие бои, и число «призраков» вроде меня, множилось. Они бродили вокруг военного лагеря, словно тени, не понимая, на каком свете они находятся.

Не в моих правилах долго пребывать в унынии. Я собрал мнимых мертвецов и обратился к ним с речью:

«Братцы! Есть только один способ доказать, что мы есть и что мы живые — вернуться в строй и воевать с врагом. А коли погибнем, так нам не привыкать — мы и без того мертвые!»

Несчастные встрепенулись, в их глазах вспыхнул огонь жизни. Так я сформировал целый эскадрон из покойников. Оказалось, что в окрестностях лагеря бродит целый табун «убитых» лошадей, а на полях сражений полно оружия и разной амуниции. Через день-другой у меня был лучший эскадрон в русской кавалерии!

Ух как мы пощипали неприятеля! Наши внезапные набеги были столь неожиданны и дерзки, что вскоре слух об «эскадроне-призраке» распространился до обеих враждующих столиц. Я не стратег, но уверен, что у русской партизанской тактики большое и славное будущее.

Но мы ожидали большого дела. И дождались — обе армии сошлись в решающем сражении. Битва долго шла на равных, все резервы были брошены в бой. На закате дня неприятель начал одолевать наших. И тут, словно гром среди ясного неба, грянуло наше «ура!». Мы вихрем промчались по тылам вражеского войска, сея панику в боевых порядках неприятеля. Противник побросал знамена и позорно бежал.

После боя командующий русской армией фельдмаршал Миних велел непременно разыскать своих спасителей. Я тотчас явился и объяснил, кто мы и как воевали в последнее время. Миних был чрезвычайно благодарен и приказал вновь принять весь мой эскадрон в армию. Правда, поскольку мы начинали заново, нам предстояло заслужить свои прежние чины и награды. Но главное — мы были признаны живыми!

К тому времени мой прежний эскадрон понес большие потери, поэтому я пополнил его ряды своими новыми товарищами. С тех пор мой отряд прозвали «эскадроном бессмертных».

ПРОЩАНИЕ ГОРНИСТА

Однажды в застольной беседе я рассказал удивительную историю о замерзшем рожке: мой слуга трубил в рожок на морозе, но не мог выдуть из него ни звука. А вечером в теплой избе рожок отогрелся, и оттаявшие звуки полились из него.

Я припомнил и другой, похожий случай, еще более загадочный, но... Он не годился для веселого застолья. Лишь теперь я поверяю эти воспоминания моему дневнику.

Дело было на войне. Однажды на рассвете враги напали на наш лагерь. Юный горнист успел сыграть тревогу. В это время неприятельская пуля сразила его. Он упал на землю, не отрывая губ от мундштука... Отбив атаку, мы окружили героя. Он был мертв. Мы похоронили его со всеми воинскими почестями, а горн повесили на перекладину креста.

На третий день, по обычаю, мы помянули павшего друга и разошлись по своим палаткам. Вдруг среди ночи нас разбудили печальные и протяжные звуки, словно архангелы трубили в небесные трубы. Музыка доносилась с кладбища. Мы бросились туда и обнаружили, что это играет горн погибшего товарища. В день, когда по Священному Писанию душа отходит к Богу, ожили последние звуки, которые умирающий воин вдохнул в свой горн. Сигнал отбоя летел над лагерем, возвещая, что душа героя обрела вечный покой, обещая и нам упокоение — каждому в назначенный Господом час. Такой прекрасной музыки я не слышал ни до того, ни после. Мы все рыдали, как дети, и в эту ночь уже не сомкнули глаз.

ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ

Внезапно я был отозван из действующей армии в Санкт-Петербург. Императрица встретилась со мною и дала секретное задание. Как всегда, смертельно опасное — других мне не поручают. Государыня послала меня с личным посланием к государю одной страны, который намеривался поддержать Турцию в войне на море. Я и теперь не назову имени того монарха, потому что умею хранить государственные тайны.

Я приплыл на корабле в столицу этого государства без особых приключений. Вручил послание и стал ждать ответа. И покуда дожидался, я заметил, что на рейде выстроился весь военный флот той страны. Нетрудно было выяснить, что готовится поход противу России. Ответ теперь был не надобен, оставалось только предупредить русских. Но тут военные корабли перегородили нам выход из бухты в открытое море.

Я раздумывал, как нам выбраться из ловушки. В это время сильный ветер начал дуть с побережья, и я вспомнил, как в детстве запускал воздушного змея. Дерзкий план возник в моем воображении.

Тотчас я велел матросам собрать все имеющиеся на корабле канаты и связать их в один, как можно более длинный. Мы свернули его на корме, а конец закрепили на берегу.

Из-за сильного ветра все корабли на рейде убрали паруса и встали на якоря. Я же приказал матросам поднять якоря и развернуть все паруса. Мы отпустили кормовой канат на половину длины, он натянулся как струна, мачты заскрипели, паруса надулись. И тут ветер начал поднимать наш корабль вверх, точно воздушного змея на бечевке. Мы отпустили канат уже на полную длину и оказались почти над кораблями, преграждавшими нам путь. Я посчитал, что паруса собрали достаточно ветра, и велел обрубить кормовой канат. Накопленный в парусах ветер легко перенес наше судно через линию кораблей охранения, и мы опустились далеко в открытом море. Пролетая над частоколом мачт, наш летучий корабль килем посбивал их изрядное количество. Нам удалось даже прихватить с собой матроса-наблюдателя, сидевшего на клотике, в качестве «языка».

Попутный ветер продолжал дуть в наши паруса, и мы все дальше уносились прочь — уже не не по воздуху, а по морским волнам.

МОРСКАЯ ПОГОНЯ

Итак, благодаря моей изобретательности, нашему кораблю удалось вырваться из бухты и выйти в открытое море. Я торопился доставить важные сведения государыне.

Но флот неприятеля пустился в погоню. На военных кораблях было больше парусов, поэтому они довольно быстро приблизились на расстояние пушечного выстрела.

Первыми заговорили орудия нападавших. Тут я заметил, что каждый залп неприятеля сильно тормозит ход кораблей. Вот в чем дело: при пушечной стрельбе бывает отдача, орудия с силою подаются назад. Поскольку на военных кораблях пушки закреплены на палубе, то они при отдаче толкают корабли назад.

Мы начали стрелять в ответ. Отдача от нашей пальбы, напротив, сильно толкала наше легкое судно вперед. Жаль, что у нас скоро окончились боеприпасы.

Тут преследователи сообразили, что стрельбою только тормозят ход своих кораблей. И поступили, как мы: развернули пушки назад и стали палить без остановки, стремительными рывками приближаясь к нам.

С минуты на минуту нас могли пустить ко дну или взять на абордаж. Что делать?

К счастью, в это время лоцман доложил мне, что мы пересекаем полосу довольно сильного подводного течения. И тут я принял отчаянное решение: я приказал раскачать корабль и перевернуть его мачтами вниз, а килем вверх. Тотчас закипела работа — матросы бросались от левого борта в правому, перекатывая тяжелые пушки. Наконец, корабль лег на бок, а затем и перевернулся. Мы едва успели вскарабкаться на днище корабля и уселись верхом на киле.

Все случилось, как я рассчитывал: подводное течение, словно попутный ветер, наполнило наши паруса и понесло наше судно вперед с неслыханной скоростью! В считанные минуты преследователи скрылись за горизонтом.

Все бы хорошо, но течение — не ветер, который дует только в прямом направлении. Вскоре подводная река сделала крутой поворот и понесла нас обратно к неприятельским берегам! Я и тут не растерялся, а приказал матросам — отличным пловцам и ныряльщикам — повернуть наше судно поперек течения и бросить якорь. Приученные делать это наверху, матросы-ныряльщики справились с этой задачей и под водой. Корабль остановился, но течение продолжало с прежней силою толкать подводную часть. Оно положило судно набок, а затем и перевернуло его окончательно. Мы с ловкостью обезьян успели перебраться на палубу и подняли якорь. Мокрые паруса и снасти скоро просохли, мы покинули спасительное течение и взяли курс к российским берегам.

Мое донесение поступило вовремя. Враждебные планы раскрылись, и противник проиграл войну на море, даже не начав боевых действий.

Императрица была восхищена моим подвигом. И тотчас решила назначить меня министром иностранных дел! Указ о назначении был подготовлен, но... не подписан. Дело в том, что иностранец в России может служить кем угодно — министром финансов, военно-морских сил, сельского хозяйства, — но только не иностранных дел.

«Вы и так без пяти минут русский! — говорили мне придворные. — Чего проще: примите нашу веру и получите русский пашпорт».

Без пяти минут русский... Эти пять минут порой разделяют жизнь и смерть! Иностранцу в России как-то спокойнее. Русскому здесь жить — опасно для жизни.

Я отвечал, что это слишком большая честь для меня, что быть русским я еще не готов, не достоин.

В конце концов, ну его, это министерство! Все равно не усидел бы в кабинете среди вороха бумаг. Поэтому я сразу отправился в свой полк, как всегда, налегке: без денег, без экипажа и даже без определенных планов на завтра.

НАЧАЛЬНИК БЕЗ ГОЛОВЫ

Я уже рассказывал, как однажды остался без головы. К счастью, ненадолго. Впоследствии я узнал, что безголовые здесь не редкость.

После взятия Очакова наша армия возвращалась в Россию. Помню, мой эскадрон походным маршем вступил в уездный город N. Чтобы разместить моих гусар по квартирам, мне надо было видеть главного городского начальника (у меня на родине эта должность называется бургомистр). Я послал за ним своего офицера в городскую управу (магистрат), и вскоре тот вернулся с запискою. В ней черным по белому значилось: «Головы нет и сегодня не будет». Я был потрясен!

Однако утром городской начальник пригласил меня сам, и был уже с головою, как и должно.

После этого случая я и заметил, что русские начальники частенько теряют голову. Некоторые потом находят, а некоторые — нет, но как-то обходятся без оной.

ЕЖОВОЕ ВОСПИТАНИЕ

Некоторое время наш полк стоял летним лагерем под Санкт-Петербургом для пополнения и обучения новобранцев.

Как известно, военная служба — не сахар. Наказания в любой армии мира — дело обычное. Например, отправят под арест на гауптвахту, назначат наряд вне очереди, отменят увольнение... В русской армии всего одно наказание — палка, а воспитание солдата называется палочной дисциплиной. Командир, который не делает этого, как я, например, — выглядит в глазах начальства тряпкою.

В наш полк был назначен новый командир. Я как раз принял пополнение и учил новобранцев военному искусству, адресуясь по обыкновению к разуму воинов, а не иному какому месту. Но через несколько дней полковник вызвал меня и стал браниться:

«Дурно обращаетесь с подчиненными! В других эскадронах всякий день наказывают палками, а вы не прописали ни одного лозона!» (Т.е. лозы, розги. — С.М.)

Однако я и не думал изменять своим принсипам. Но тут ко мне явились сами подчиненные и со слезами просили:

«Ваше благородие, заставьте вечно Богу молить: секите нас, не жалейте. Мы уже добровольцев нашли, в очередь записались. Нашему брату двадцать пять лозонов — ништо! Потешьте полковника. Ежли вас разжалуют да пришлют на ваше место какого-нибудь немца, нам же хуже будет!»

Как вам это нравится? Меня уже за немца не считали!

Скрепя сердце я согласился и в тот же день назначил порку первому охотнику. Я полагал, что новобранцы помашут розгами больше для виду. Ничего подобного! Они секли друг друга со всею серьезностью, кряхтя и потея. Но полковник от меня отстал.

Я уже писал, что русский солдат необыкновенно вынослив и притом невосприимчив к боли. Это вырабатывается с детства в уличных драках. Но кулачный бой — это хотя и дикий, но спорт — побеждает сильнейший. Другое дело порка! Отчего русские так легко переносят ее?

Я понял это, когда побывал в русской бане. Там в жарко натопленной парной они до изнеможения хлещутся вениками из дуба, березы и можжевельника. Листья скоро осыпаются, но русские уже не замечают этого и секут друг друга прутьями, да еще просят: валяй! шибче!

Воистину такую дубленую шкуру ни штык, ни сабля, ни пуля не берет.

ПОХИЩЕННЫЙ ШТАБ

Едва наш Гродненский гусарский полк отдохнул после турецкой кампании, как шведы высадили десант на севере.

Командующий дал мне особое задание: во что бы то ни стало заполучить план наступления шведских войск. Легко сказать, да попробуй сделать!

Шведы высадились с военных кораблей, их штаб обосновался в прибрежной деревне в просторной крестьянской избе. В подзорную трубу я изучил расположение гарнизона, посты часовых, начал узнавать в лицо штабных офицеров и самого командующего. Пройти в деревню мне не составило бы труда — я мог бы переодеться в шведскую форму, к тому же немецкий и шведский языки довольно похожи. Но как проникнуть в штаб и выйти из него невредимым — вот вопрос!

После долгих размышлений я решил похитить... Нет, не документы, и не штабного офицера, и даже не командующего. Я задумал утащить всю избу, в которой расположился штаб!

В России я часто слышал невероятную историю о том, как некий мужик летал по воздуху. Он сшил из телечьях шкур большой мешок, натянул его на печную трубу и наполнил горячим дымом. Смекалистый мужичок завязал горловину мешка, уцепился за веревку и стал подниматься в небо, потому что горячий воздух рвется вверх. Ветер понес его, понес... Куда потом девался воздухоплаватель, никто в точности не знал. Некоторые рассказчики закатывали глаза, намекая, что мужик поднялся прямиком на небо к Богу. Думаю, там ему самое место — среди самых выдающихся представителей рода человеческого. Обидно только, что его изобретением не воспользовались соотечественники. Наверняка в скором времени какие-нибудь французы соорудят воздушный шар и присвоят пальму первенства себе. Почему именно французы? Потому что про француза недаром сложена поговорка: «быстр как взор, пуст как вздор».

Вспомнив эти рассказы, я составил дерзкий план и начал действовать. Я взял самую большую походную палатку — она была сшита из плотного и прочного полотна — и велел зашить все отверстия, кроме входного. Затем свернул ее и уложил на телегу. Потом оделся в шведский мундир и смело отправился в деревню, занятую неприятелем.

Все подступы к деревне хорошо охранялись, но у часовых не вызвал подозрения шведский офицер, везущий походную палатку для командующего. Так я добрался до самого штаба. К тому времени стемнело. Ночи в эту пору уже прохладные, и в избе затопили печь. Скоро огни в доме погасли, все улеглись спать.

Я бесшумно взобрался на крышу избы, втащил следом палатку, накинул ее на печную трубу и накрепко обвязал веревкой. Палатка начала быстро наполняться дымом, и через несколько часов подняла избу над деревней. К счастью, ветер дул в нужную мне сторону...

Постепенно дым внутри палатки остывал, изба теряла высоту, однако дотянула до русского лагеря. Здесь мне пришлось проткнуть оболочку шпагой, чтобы приземлиться как раз перед палаткой русского командующего.

Можете вообразить изумление моего генерала, когда на рассвете он увидел штабную избу противника прямо перед собой. Но какими словами передать ужас шведских командиров, когда они наутро вышли на крыльцо!

После этого случая я составил и подал начальству прожект «О создании военно-воздушного флота». Никакого ответа не последовало. Надеюсь, через много лет, а может быть и столетий, он все-таки послужит на пользу России.

ХМЕЛЬНОЙ КОЛОДЕЦ

С точки зрения европейской военной науки, русские воюют неправильно. В Европе ведь как? Армии колотят друг друга, а мирное население покорно переносит неизбежные тяготы войны. В России не так: здесь армия бьет врага с фронта, а мирные жители добивают с тыла. Если мне суждено будет вернуться в Германию, я на всех углах стану кричать: воюйте с кем угодно, хоть со всем миром сразу, но с Россией — никогда!

Во время шведской кампании был такой случай. Из деревни, занятой накануне шведской пехотой, к нам пробрался сельский староста. Хотим, говорит, помочь нашему войску изгнать врага. Только научите, что делать надо.

А я уже полдня рассматривал деревню в подзорную трубу. Наших сил было недостаточно для наступления, а ждать подкрепления пришлось бы долго. Но с помощью местных жителей можно было ослабить противника. Оставалось только придумать — как. Ну, я на выдумки горазд!

Я часто видел, как в крестьянских семьях приготовляют хмельной напиток под названием брага. Это хлебное вино, его можно сделать очень быстро. В воду бросают хлебное крошево, добавляют сахар и дрожжи, а на другой день забродившая смесь превращается в брагу.

Я велел старосте, чтобы крестьяне этой деревни запаслись водой из единственного колодца. И научил его, что делать дальше.

Староста удалился, а я стал налюдать за происходящим в деревне. Сперва крестьяне натаскали в свои избы воды. А потом стали ходить по деревне туда-сюда. И все — мужики и старики, старухи и молодицы, даже малые дети — все бросали в колодец кто ломоть хлеба, кто щепоть дрожжей, кто кусок сахару. А вечером сам староста накрыл колодец деревянной крышкой.

Утром шведские солдаты отправились к колодцу за водой. Потом, смотрю, потянулись и по второму разу, и по третьему. Некоторые уже вовсе не отходили от колодца и таскали ведро за ведром. Офицеры и те распробовали местную воду и непрестанно гоняли за нею своих денщиков. К полудню пригрело солнышко, и весь неприятельский гарнизон окончательно развезло.

Когда мой эскадрон вступил в деревню, половина шведов была уже связана местными патриотами. Другие же встречали нас веселыми песнями и поцелуями, которые доставались нашим лошадям.

В благодарность поселянам я приказал саперам выкопать новый колодец. Ведь хмельной источник пришлось засыпать.

ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН

Отбив наступление шведов, я воротился в столицу и некоторое время прожил безмятежно.

Жизнь в российской столице очень дорогая. К тому же начальство частенько задерживает выплату жалования. Поэтому офицеры и чиновники обыкновенно делают долги. А лавочники, трактирщики и квартирные хозяева давно приучены открывать служивым людям кредиты.

Однажды я недурно отобедал в одном трактире и попросил хозяина записать плату на мой счет. Но трактирщик уперся: он требовал денег немедленно. Уж не знаю, чем я ему не понравился, но вел он себя противу всех здешних правил! После недолгих препирательств трактирщик кликнул своих молодцов, которые совлекли с меня новый мундир. Представьте, в каком виде я вынужден был добираться домой!

Будь тот невежа дворянином, я бы вызвал его на дуэль. Увы, он был простолюдином... Но не мог же я оставить оскорбление без ответа, когда задета честь моя и моего мундира!

Через некоторое время я получил жалование за несколько месяцев. Первым делом я нанял квартиру по соседству с тем трактиром. На заднем дворе у трактирщика был целый птичник с курами, утками, гусями и индюшками. Я закупил несколько мешков зерна и начал усердно прикармливать соседскую птицу, посыпая дорожку из семян от птичника до своего двора. Через несколько дней вся живность поголовно питалась из моих рук. Кончилось тем, что я ощипал их всех и в голом виде отправил домой.

Трактирщик был в бешенстве. Пух и перья указали ему, где искать обидчика. А я и не скрывался. На следующий день мы оба предстали перед судьей.

Трактирщик обвинял меня в том, что я разорил буквально все его хозяйство. Когда судья предоставил слово мне, я рассказал, как злодей опозорил меня, а потом объяснил:

«Я поступил с его птицею так же, как он со мною. Они не могли расплатиться за прокорм, тогда я вынужден был снять с них верхнее платье.»

И судья решил, что теперь мы в расчете.

ЛЮБИМАЯ ТРУБКА

Мои новые друзья всегда удивляются, видя впервые мою трубку. «Отчего у нее такой длинный мундштук?» — спрашивают они.

А вот отчего. Когда-то, лет десять тому назад, я дружил с одним английским капитаном. Зная мое пристрастие к курению табака, он подарил мне отличную английскую трубку. Она была обычных размеров, слегка изогнутая. Когда я держал мундштук в зубах, чашка трубки едва доставала мне до подбородка. Трубка так мне полюбилась, что с тех пор я редко выпускал ее изо рта.

Примерно через год я обнаружил, что мундштук моей трубки словно вытянулся, и чашка опустилась до воротника мундира. Поразмыслив, я догадался, в чем дело: непрерывное всасывание дыма вытянуло и сам мундштук! Дальше — больше: от усердного сосания мундштук удлинялся на несколько дюймов в год.

Теперь я уже не в силах удержать мою трубку в зубах — челюсти ломит, поэтому опускаю чашку, набитую табаком, на подоконник или прямо на пол. Мне и самому верится с трудом, что когда-то она была маленькой английской трубочкой.

ЛЕС НА ЛУНЕ

В последний месяц императрица часто звала меня во дворец, чтобы послушать рассказы о моих приключениях. Но при дворе я пришелся не ко двору. Многие вельможи завидовали, поскольку государыня оказывала мне знаки внимания. Особливо пытались поймать на враках — мои сочинения давали отличный повод к сему.

Однажды посол европейской державы подарил императрице телескоп для наблюдения небесных тел. Царица приказала поставить телескоп у окна в тронной зале. Сидя на троне, она спрашивала, что видят придворные в телескоп. Вельможи по очереди смотрели в трубу и докладывали:

«Вижу Луну!»

«Звезды!»

«Планиды разные!»

Их наблюдения показались императрице скучными.

«Это не диво, — произнесла она. — Это я и без телескопа на небе наблюдаю. А что барон Мюнхаузен рассмотрит? У него глаз самый вострый.»

Я навел телескоп на Луну и доложил, что увидел.

«Вижу лес на Луне, Ваше Величество!»

Тут мои недруги оживились и стали говорить:

«Вот это диво! Сие достойно внимания императрицы!»

Государыня заинтересовалась и поднялась с трона, чтобы самолично посмотреть в телескоп.

Но тут я увидел нечто такое, что удивило меня самого.

«Ваше Величество! В лесу появились лунатики-лесорубы. Лес рубят — только щепки

летят! Так и есть, весь вырубили, даже пеньков не видать.»

При этих словах государыня села на место и разочарованно заметила:

«Самое интересное пропустила!» — и повелела убрать телескоп с глаз долой.

А мои завистники были посрамлены.

ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ

Мой слуга Петрушка мастер задавать глупые вопросы. Мало того, получив разумный ответ, он затевает дурацкие споры.

Недавно он спросил меня: «Что лучше — луна или солнце?»

«Конечно, солнце, — ответил я, не задумываясь. — Оно светит и греет, это источник жизни на земле.»

Мой ответ не удовлетворил Петрушку, и он пустился в рассуждения: «Светить днем, когда и без того светло и тепло, — мало чести. Другое дело луна — исполняет свой долг в темноте и в холоде, бессонными ночами... Посему луна куда достойней солнца!»

И, как говорят в России, накаркал: вызывает меня императрица и говорит:

«Читала я в вашей книге, барон, как вы на Луну летали. Следовательно, честь открытия Луны принадлежит немцам. Но теперь вы русский подданный. Мы тут посовещались и решили — вы полетите на Солнце.»

Я просто онемел от такой новости! А государыня продолжала:

«Это вопрос престижа, русские должны первыми высадиться на Солнце!»

Я вновь обрел дар речи и воскликнул:

«Ваше Величество! Да ведь к Солнцу и приблизиться нельзя: оно сжигает все кругом!»

«Вы, сударь, нас дураками считаете? Напрасно. Мы все предусмотрели: вы полетите ночью. Еще вопросы есть? Больше вопросов нет!» — И с этими словами государыня вышла из залы.

Петрушка, ожидавший меня за дверью, посмотрел на меня жалостливо, как на обреченного.

«Пока голова цела, надо вам за границу ехать, барин, — сказал он. — Мыслимо ли такие мучения терпеть? Ладно — мы, нам русский Бог велит, а вы?.. Вам, сочинителю, надо книжки писать, детишек радовать.»

Клянусь, я чуть не бросился ему на грудь. Ах, если бы в моем отечестве меня кто-нибудь так понимал!..

Но судьба ополчилась против меня: оказалось, что императрица распорядилась закрыть для меня выезд из страны... Оставалось — либо на Солнце, либо на плаху!

«Эх, жаль при наших погодах турецкие бобы не растут, — посетовал Петрушка. И вдруг тряхнул колпачком с кисточкой, что всегда предвещало новый поворот в его мыслях: — Пишите грамоту, что отправляете меня на ученье за границу!»

«Ах, зачем тебе в Европу!» — отмахнулся я.

«Да не мне, а вам. Мы с вами платьем поменяемся, и вы, будто Петрушка, за границу — фьють!»

Уговаривать меня не пришлось. Только теперь, взглянув на Петрушку в гусарском ментике, с доломаном до колена, с саблей на боку, я обнаружил... что мы удивительно похожи!

Расставаясь навек, я сказал своему слуге и верному товарищу:

«Прощай, милый Петрушка! Спасибо тебе за все. Жаль, одарить мне тебя нечем. Денег в России я не нажил. И все же я оставлю тебе самое ценное, что у меня есть: вот этот дневник. Когда-нибудь он будет цениться дороже злата...

БАРОН МЮНХГАУЗЕН В РОССИИ